Когда начал комплектоваться экипаж «Первопроходца II», Мери подала заявление и была зачислена. Она не искала приключений и не стремилась отомстить за смерть любимого, поскольку «Первопроходец» летел в противоположном направлении. Это было просто бегство. Бегство за несколько световых лет.
То, что случилось в конце этого полета, выглядело как насмешка над ее бегством.
Рей Уэнсли помогала разгружать ракету. Колайнер безуспешно пытался связаться с кораблем. Ретти вернулся с холма и доложил, что вдалеке виднеется город, затем снова ушел на пост. Гибсен в своем потемневшем от пота, усеянном драгоценностями кителе прислонился к дереву и тяжело сопел.
Рей подошла к Мери, чтобы помочь ей управиться с ребенком. Джиа Крешенци с двумя детьми тоже входила в эту партию. Она уже накормила их и приблизилась к Мери. Женщины дружно склонились над ребенком.
А тот не осознавал, что он на чужой планете. Он просто ощущал, как что-то сжимает его и душит. Раньше с ним никогда такого не случалось; малышу это не нравилось, и поэтому он постоянно капризничал. На некоторое время он засыпал, но вскоре просыпался, вертел головой и все пытался поднять свои крохотные ручки.
Рей сочувственно заметила:
— Бедный малыш, он не привык к силе тяжести.
— Бедный малыш, — повторила Джиа Крешенци, которой хватало хлопот и со своими двумя.
Девочке было пять лет, мальчику — немногим больше. Хотя во время полета они часами занимались на специальных тренажерах, им сейчас было трудно ходить, бегать, прыгать. Им было безразлично, что они никогда не чувствовали силы земного притяжения, которая давила когда-то на Александра Великого и Наполеона. Что Солнце, чей бег был однажды остановлен Иисусом, затерялось среди миллионов других звезд. Для них, как и для малыша, имело значение то, что они неожиданно обрели какой-то неприятный вес. Это тревожило и мать, но Джиа Крешенци беспокоилась и по другому поводу. Ее муж, как и муж Мери, улетел на первой ракете, и о них до сих пор ничего не было известно.
А Рей все думала: «В конце концов, они имеют право беспокоиться о своих мужьях. Брэбент же не дал мне даже такого права. Он думает, что я еще ребенок».
Она увлекла за собой двух старших детей и принялась учить их, как правильно ходить. Тогда…
— Что это? — воскликнула Джиа. Ее голос дрожал от волнения.
Со стороны мрачно нависающих деревьев доносился какой-то шум.
Гибсен вскочил на ноги. Из открытого люка показалось лицо Колейнера. Рей прижала детей к себе, как бы пытаясь защитить их. Шум был довольно странный.
И действительно пугающий.
Мери Марн закричала.
Из запущенного леса что-то надвигалось — огромное, таинственное и грозное. Оно налетело на людей с невероятной скоростью. Целый рой существ, которые все прибывали и прибывали.
— Гормены! — завопил Гибсен.
Он искал какую-нибудь палку или нож — что-нибудь, похожее на оружие. Но рядом ничего не было. На головном корабле было несколько пистолетов, но их забрал экипаж первой ракеты.
Гибсен с голыми руками бросился на горменов, но внезапно остановился и закричал в сторону ракеты:
— Колейнер! — Взлетай!
Это была победа разума над инстинктом. Инстинкт приказывал: «Борись!» Но борьба была бесполезной. Оставалась единственная надежда на ракету, которой, может, удастся взлететь.
Колейнер все понял и сделал все, что мог. Под ракетой взревело пламя.
Но ни один человек не смог управлять кораблем. Это было под силу только компьютеру, а он в это время не был запрограммирован на обратный путь. Ракета пританцовывала и раскачивалась, с трудом набирая высоту. Она повисла над головами, обдав оставшихся огнем своих двигателей. Это было похоже на кислотный дождь. В воздухе запахло жженым мясом и волосами.
В тот день чудеса не были предусмотрены. Земляне находились в плотном кольце горменов — не наглых и не жестоких, а просто непобедимых. Они обступили каждого, в том числе и детей.
Все попали в руки горменов.
Все, кроме двоих: Колейнера, уводящего раскачивающуюся ракету в сторону моря, и Ликса, который был ближе всех к ракете и уже никогда не попадет к горменам в плен. Его неподвижное, обугленное тело лежало на сером песке.
В полумиле от берега ракета нырнула в море, и секунду спустя раздался оглушительный взрыв. Дети залились слезами.
В темноте Рей Уэнсли осторожно продвигалась вдоль узкой улицы. С обеих сторон зияли пустые окна домов. Ее тело ныло от усталости и пережитого страха. Но странно, этот город, который построила неизвестная вымершая раса, все же волновал. Чуть впереди Гибсен нес одного ребенка Джии Крешенци. Мальчик все еще тихо всхлипывал. Рей с болью в сердце слушала его слова:
— Мамочка! Мамочка!
А его мама сделала непоправимую ошибку, напав на одного из горменов.
Мери Марн окликнула их сзади:
— Посмотрите! Похоже на нашу ракету!
За низкими домами в тусклом свете поблескивал какой-то металлический предмет, контурами смахивающий на ракету.
— Да, это она, — подтвердил Гибсен, вглядываясь в темноту.
Они свернули за угол и прямо перед собой на просторной площади увидели стоявшую на опорах ракету. В одном из зданий горел яркий свет, но гормены повели их дальше, даже не позволив остановиться. Один из них что-то прочирикал на своем птичьем языке, и ему ответили откуда-то изнутри. Из стоявшего рядом здания пробивался слабый свет. Их повели к этому игрушечному домику.
Рей проскользнула в двери мимо безмолвного гормена, огляделась и закричала.
— Они здесь! Мери, и твой муж тоже!
Все находились в крошечной комнатушке. С потолка струился слабый голубоватый свет. Марн, опираясь на локоть, привстал и пытался разглядеть вошедших. Возле него с перекосившимся от удивления лицом сидел де Джувенел. И никого больше.
Рей тревожно спросила Марна:
— А где доктор Брэбент?
Но лейтенанту было не до вопросов, особенно сейчас. Он вскочил, и Рей заметила, что рука у него на перевязи.
— Мери! — закричал астронавт и, пригнув голову, бросился вперед. Он был не очень высок, но все же доставал головой до потолка. Супруги встретились в центре комнаты. В одной руке женщина держала ребенка, вторую обвила вокруг шеи мужа и безмолвно застыла, испытывая чувство облегчения.
Рей наблюдала за этой сценой, и в ее душе что-то дрогнуло. Она схватила де Джувенела за руку.
— Где Брэбент?
Тот посмотрел на Рей и помрачнел.
— Ну, пожалуйста! — взмолилась она.
— Он жив, — нехотя ответил де Джувенел. — Или, точнее, был жив час назад.
— Тогда где…
— Не знаю, — грубо отрезал де Джувенел и пошел к остальным.
Рей бродила по этому, ставшему их тюрьмой, дому. Она раньше видела фотографии Алефа Четыре с зияющими пустыми оконницами зданиями; все колонисты их видели. Но по фотографиям нельзя было судить об их размерах, о миниатюрности их комнат, об изяществе их убранства.
В доме висело несколько фотографий с изображением хрупких двуногих существ с большими, как у лемуров, глазами, однако мебели, в нашем понимании, не осталось. Все эти вещи исчезли не так давно. Даже в таком влажном климате дерево и бумага не успели бы сгнить. В этом доме было три этажа футов по шесть каждый, и только две большие комнаты на первом были чуть повыше. Пленники могли свободно заходить во все комнаты, но выходить из дома запрещалось. Кроме охранника, стоявшего у входной двери, еще несколько горменов находилось во дворе и на крыше.
По правде говоря, вся эта охрана Рей Уэнсли не очень-то беспокоила. Ее увлекало совсем иное. Она уже более-менее представляла себе своеобразные условия жизни исчезнувших жителей Алефа Четыре. Никакой сантехники, труб в доме нет. В комнате еще сохранились следы былой роскоши. Но роскошью для жителей планеты были прекрасные вещи, которые служили таким же прекрасным целям.
Там были скульптуры или что-то в этом роде. Были музыкальные инструменты, походившие на барабаны с литой верхней частью. А также картины, но реалистичны они или нет, об этом судить было трудно. В целом очень мало было вещей, которые, по ее мнению, указывали на разницу между цивилизованной жизнью и жизнью животных. Кроме того, во всем этом чувствовался какой-то дискомфорт. Все эти вещи как-то не вязались с привычными тяготами космического полета и, казалось, попали сюда случайно. Это все равно, что на их корабле была бы дверь с надписью: «Пороховой погреб».