Ругает… Пусть! Майк оглянулся, натолкнулся на холодный взгляд Армана и нервно сглотнул. Он уже давно и долго думал, что скажет своему старшому, но теперь, когда Арман был рядом, не мог выдавить ни слова.
Арман был обычно спокоен, но когда что-то касалось его брата… мог отреагировать совсем неожиданно.
— Идем, — поманил его Арман, и коротким жестом отпустил свиту.
Видно было, что дозорный устал, сильно устал. Лицо его посерело, под глазами залегли круги. И Майк знал, что не облегчит ношу Армана, но сказать это был должен!
— Ну же… — нетерпеливо потребовал Арман, когда они оказались в его покоях. Он опустился в кресло, устало откинулся на его спинку, и только сейчас Майк понял, как дозорный выдохся за эти дни. Не удивительно.
Сразу же подошел к Арману хариб, слегка ослабил воротник его туники, подал зелье, от которого несло магией. Белизна спальни Армана сейчас, в свете светильников, отливала желтизной, вышитые на гобеленах серебром знаки рода чуть поблескивали, кровать спряталась под опущенным тяжелым балдахином, а сами покои показались меньше, уютнее…
— Говори, Майк… — хрипло сказал Арман, отдавая харибу пустую уже чашу.
— Я подумал, мой архан, что это очень затратно магически пускать в столицу нечисть. Надо каждый раз преодолевать нашу защиту, которая не так и слаба, и сил в это вложить надо очень много…
— Дальше.
— Тем не менее защиту ломал один и тот же маг, почерк тот же. Бьет он метко, слаженно, в наши слабые места, будто их знает… только привкус у силы тот же, а все же слегка разный будто…
— Мы имеем дело с магическим вампиром, — быстро окончил за него Арман. — И ты думаешь, что это Алкадий.
— Очень может быть, мой архан, другого мага, который может пить чужие силы, мы не знаем, только где он взял столько магии… Да еще и такой…
— … какой?
— В его силе много грязи, будто она…
— … понятна, откуда она, — оборвал его Арман, принимая от хариба вторую чашу. — Наш Алкадий нажрался магии в темных землях, оттуда же приводит сюда нечисть. Только вот зачем?
— Думаю, на этот вопрос легко ответить, мой архан. Чтобы вы торчали в столице, а не в замке. Потому что в замке происходит что-то, чему вы можете помешать… и этим что-то может быть только ваш…
— Рэми! — выдохнул Арман, будто вмиг растеряв всю свою усталость. — Они хотят достать моего брата!
— Несомненно… судя по слухам, что ходят в замке, им это удалось.
— А это мы еще посмотрим. Отдохни немного, а потом собери все, что можешь, о моем брате. Завтра я собираюсь навестить его и наследного принца, а перед этим охотно выслушаю твой доклад.
— Да, мой архан, — поклонился Майк и вышел.
Арману надо отдохнуть… пока он еще может. А перед рассветом Майк узнал о новой волне нечисти. Вздохнул слегка и помолился Радону, чтобы битва унесла как можно меньше жизней дозорных и невинных людей. И чтобы Арман, их старшой, пережил и эту битву.
3. Рэми. Смерть
Ночью аромат роз был сильнее, интенсивнее. Широкая тропинка терялась в тенях, поскрипывал под ногами гравий, и ласково, нежно блестели фонари по обе стороны дорожки. Аланна нашла в кустах розы знакомую скамейку, опустилась на нее, сминая в ладонях тонкие перчатки… она вновь попыталась. И вновь не получилось…
— Не спится? — спросил кто-то, и опустился на скамью рядом с ней.
— Арман… ты…
— Я, — голос Армана убивал холодом.
Старшой вытянул из манжета платок, и аккуратно провел по щекам Аланны… она даже не заметила, что плакала. Отвела взгляд, прикусила губу, смяла еще сильнее несчастные перчатки и спросила:
— Зачем ты пришел?
— Это уже неважно, — ответил Арман. — Вижу, что ты тоже не знаешь, что творится с твоим женихом.
Он притянул Аланну к себе, поцеловал в волосы, прошептал ей на ухо:
— Тише, тише… завтра я все исправлю. Поплачь, если хочешь… ты ведь мне уже давно была как сестра, а вскоре ею на самом деле станешь.
И Аланна, вцепившись в тунику Армана, сделала, как он хотел.
***
После первого удара боли почти не было, было удивление. Рэми смотрел на Мираниса и не мог поверить, что перед ним принц… перекошенное ненавистью и злостью лицо казалось безумным, а чужие эмоции лились в душу, отравляя ее незнакомыми доселе оттенками.
Миранис ударил еще раз, Рэми выставил меж собой и принцем щит: он больше не хотел чувствовать то, что чувствовал Миранис, отказывался. Он смотрел в глаза Миру и искал черты того, кому по собственной воле согласился служить… кому давал клятву, ради Радона! И не находил. Он не знал этого человека, не хотел знать, и понял вдруг, что его жестоко обманули. И тот Миранис, которого он знал еще вчера был всего лишь выдумкой.