Кадм окинул его внимательным взглядом и вышел, оставляя одного в прихожей. Рэми пропустил к принцу любовницу и медленно сел на стул, пытаясь выдавить из головы противную одурь. И даже не заметил, как вокруг вдруг стало темно, с ужасом поняв, что забылся на дежурстве. Узнает кто, до добра это не доведет. Да, за дверью стоят лучшие дозорные, в прихожей никого нет и войти сюда, минуя охрану замка, почти невозможно, но…
От страха сразу стало легче. Рэми с трудом встал и прислушался, молясь всем богам, чтобы Мираниса, пока он был в без сознания, не достали. Тихий шорох слов за стеной… льется лунный свет по начищенному до блеска паркету, чуть поблескивает серебро вышивки на казавшихся черными гобеленах, а за окном рассыпались по парку огни фонарей.
Рэми еще раз прислушался к тишине за стеной, как вдруг Миранис встал с кровати и вышел из покоев сам. На ходу приказав дозору позаботиться об оставшейся в спальне девушке, Рэми бросился за принцем. Пролетел вслед за ним по запутанной сети коридоров, остановился редко, когда Миранис встал наверху лестницы, хотел что-то сказать…
Принц шагнул вдруг к Рэми, что-то сказал, и неосознанный страх заставил сделать шаг назад. Еще не понимая, что происходит, Рэми полетел вниз, пересчитывая боками ступеньки. Упал, задохнулся от боли в груди, и вздрогнул, увидев рядом испуганного, взволнованного Мираниса…
Тихое «мой принц» застыло на губах. Сейчас Мир был таким, как прежде… теперь Мир на самом деле беспокоился, но снимать щиты и считывать его эмоции Рэми боялся. Боялся обмануться. Лишь смотрел ошеломленно на того, знакомого Мираниса и казалось ему…
Что сейчас принц поможет встать… и позовет целителей, но… Мир очнулся будто в один миг, приказал холодно возвращаться в свои покои, и Рэми не осмелился ослушаться.
— У тебя два ребра сломаны, — вскрикнул Лиин. — Как долго ты еще выдержишь, мой архан? Хватит, может? Скажи!
Хватит? Рэми задумчиво сел на кровати. Мерзко все это. Паршиво…
— Помоги мне заснуть, Лиин, Мир меня скоро позовет.
— И опять изобьет? — вскричал Лиин. — Мой архан!
— Лиин, — тихо ответил Рэми. — У меня нет сил сейчас спорить, пойми. Хочешь помочь, помоги мне заснуть. И не… чувствовать боли. Не хочешь помогать, просто выйди, хорошо?
— Да, мой архан, — смирился Лиин и приготовил для Рэми сонное зелье.
Странно, что он не порывается лечить магией. Но… думать о странностях сил уже не было… И стоило Лиину справиться с перевязкой, как Рэми забылся тяжелым, полным ноющей боли сном. Хариб все время был рядом. Помогал переворачиваться, обкладывал подушками, поил какими-то горькими зельями. И тихо ругался в ответ на стоны Рэми.
— Опять жар, — выдохнул он. — Мой архан, ну скажи ты, наконец, брату.
— Идиот… — ответил Рэми. — Хочешь его убить?
Если Мир не пощадил связанного с ним узами богов телохранителя, то «друга» тоже щадить не будет. Телохранители больше ведь, чем друзья…
Утром, когда белоснежную, как и брата, спальню залило солнечным светом, он терпел, пока Лиин перевязывал ему грудь, и тихо сказал:
— Я знаю, что ты не понимаешь. Чувствую это. Перестань, Лиин, мне и так нелегко, не хотелось бы и от тебя… закрываться.
— Мой архан… — выдохнул хариб. — Почему ты не поговоришь со своим принцем? Ты же умеешь… твои слова доходят до любого, так почему?
— Потому что я знаю, почему Миранис это делает, — ответил Рэми, поднимаясь. — Понял это с первого удара. И мне это совсем не понравилось. Миранис меня ненавидит… потому что слеп.
Лиин вздохнул и принялся помогать Рэми одеться. Быстро, осторожно, стараясь не тревожить ран. И в глазах его поселилась боль и беспомощность.
— Но, мой архан?
— Он думает, что при дворе меня любят, глупый, — ответил Рэми, стараясь хотя бы магией притушить рвущую в груди боль. — Я вижу все их слабости, как бы они не скрывали их за своими щитами, я чувствую их страх, их притворство. Я знаю все их тайны, даже самые постыдные, и от этих тайн меня частенько воротит. Миранису этого не понять, но теперь я уяснил, почему Аши так презирает людей.
— Мой архан…
И Рэми, глянув на себя в зеркало, улыбнулся. Он всего лишь бледен, но не более… Как же просто скрыть под одеянием архана тайны. И раны, и перевязанные ребра. И свою боль…
— Миранис понятия не имеет, как сложно мне, с моим даром, выходить на их советы, на их приемы, видеть их придворных. Как сложно не сойти с ума, не осуждать, не отшатываться, милостиво улыбаться, когда хочется ударить, да посильнее. Политика. Игры. Интриги. Притворство. Боги, как же я от этого устал!