Если Рэми вздумает когда-нибудь спрятаться от своего принца, то, наверное… но он не вздумает. Узы богов не позволят.
И пока он телохранитель Мираниса, это дорогой гость, находящийся под тайной охраной, и оберегают этого гостя, увы, не менее тщательно, чем принца. Что раздражало еще больше. Как и повальная уверенность, что и Миранис будет оберегать собственного «телохранителя».
Боги… да ведь хотел же его оберегать, всегда хотел. Еще когда встретил его простым рожанином, еще когда понял, что тот носит знак проклятого телохранителя, да и когда узнал, что это брат Армана… лучшего друга и верного соратника. Так что же, ради богов, изменилось?
При дворе его больше любят? Так глупости же. То, что Рэми, высший маг, созданный исцелять, а не убивать, не подходит для Кассии? Так это сразу было понятно. А для Виссавии? Мир вздохнул и перевернулся на спину, и опять под ним что-то хрустнуло. Боги, что у него под головой-то? Но открывать глаз не хотелось,… да и куда спешить?
Что Рэми не будет вечно телохранителем Мираниса, было, наверное, понятно всем, кроме самого Рэми. И придется ему идти под защиту Виссавии, потому что в Кассии ему не выжить… Но и бил его Мир зря… ой зря… и теперь многое придется исправлять, ради богов…
И все же… что же у него под головой-то? Что-то твердое, прикрытое выпачканной липким тканью. И пахнет… чем-то неуловимо знакомым пахнет. И оборотень внутри притаился, сложил уши и как-то странно порыкивает… И где эти проклятые телохранители, когда они так нужны?
Обычно после попоек Мираниса находили быстро. Еще бы: в распоряжении телохранителей был весь дозор, а в распоряжении дозора — обширная сеть шпионов. От таких даже принцу не спрячешься, как не старайся. И после была несущаяся по улицам столицы карета со знаками повелителя, мятный запах зелий Тисмена, смешанный с пряным ароматом магии, ласковые прикосновения простыней и крепкий, здоровый сон.
Теперь ничего этого не было.
Зато потягивало тяжестью левый бок, страшно болела шея, и то и дело накатывала усталость, сопровождаемая наплывами тошноты.
Когда тошнота стала невыносимой, Мир, все так же не открывая глаз, поднялся на четвереньки и опорожнил желудок, почувствовав облегчение. И лишь тогда разлепил отекшие веки.
Убедившись, что уже пасмурный а все же день и он все еще в собственном кабинете, принц сначала удивился, потом разозлился. Разгром был знатный, а замок молчал, будто не спешил ничего убирать. Хороши телохранители — он тут валяется неизвестно сколько, а они ни сном, ни духом?
Последним, что он помнил, было утро, распахнутое окно, запах мокрой после дождя листвы и цветущих лип. Помнил мягкость свежевыпеченного хлеба и дающую силу уверенность: с его отношением к Рэми надо было что-то делать.
Потом? Осторожная поступь хариба, преданный взгляд лежавшего у кровати волкодава и… неожиданно вошедший в покои виссавиец, принесший послание… А дальше — пустота.
— Странно все это, — прошептал принц, потирая виски.
Да и кабинет выглядел странно. Разбросанные вокруг книги, какие-то листы, на которых Миранис с удивлением и с возрастающим гневом разглядел посольские вензеля, запах чего-то знакомого, чего-то, что принц почему-то отказывался узнавать.
"Будьте осторожны, принц, — прочитал он на поднятой с пола странице. — Алкадий вновь вернулся в Кассию, и вы знаете, чем вам это грозит…"
Мир вздрогнул, до крови прикусив губу. Еще бы не знать. Но слушать, как кто-то из соседней страны поучает его, наследного принца?
— Проклятые выскочки! — прошипел он, комкая лист и швыряя его об стену.
Он ненавидел Виссавию! Ненавидел ее тайны, ненавидел скрывающих лица виссавийцев-целителей. Но больше всего он ненавидел навязанного ему щенка-виссавийца, который вечно мозолил глаза и давил на совесть своей верностью. Боги… опять эта ненависть, опять же?
Да, виссавийцы правы, как и Рэми частенько прав, но кому легче от этой правоты?
— Проклятый Рэми! — прошептал Миранис.
Узы богов тянули принца к мальчишке, как тянули к любому телохранителю. Друзья, соратники, советчики, избранники богов, верные и преданные, они всегда будут рядом… все, кроме Рэми. И это ярило так, что в дыхание перехватывало!
Да, именно это и раздражало, что Рэми придется отпустить, а отпускать жеж так не хочется!
Покачнувшись от неожиданно накатившей слабости, Мир пытался опереться о пол и вздрогнул, когда коснулся чего-то липкого. Неосознанно отшатнувшись, растер между пальцами что-то красное и ошеломленно прошептал: