— Не помню, — упрямо ответил он.
— Врешь! — вскричал Мир. — По глазам вижу, что врешь!
— Рэми, скажи правду! — мягко вмешался Тисмен. — Все равно придется рассказать. Так что давай лучше сразу.
И он здесь? Они все здесь? Все телохранители, а вот брата привести забыли. Слишком много их, слишком сложно им сопротивляться. Самые сильные в Кассии маги, они, тем не менее, Рэми не пугали. Он тоже был высшим. Он тоже носил в себе душу одного из двенадцати, самого сильного из них, Аши. Он с легкостью менял судьбы каждого, даже богов, но… он никогда бы не навредил никому из носителей братьев Аши. Не мог. Даже Миру не мог. Даже после того, что он сделал.
И Рэми сжал зубы, отводя взгляд от Мираниса.
— Да не помню я, — сказал он, глядя, как по вышитому серебром пологу взбирается упитанный паук. Бодро так взбирается, будто куда-то торопится. Слить бы свое сознание с его, забыть на миг обо всем на свете, да… Рэми знал, что сейчас ему не дадут ускользнуть. Но, может, поверят и оставят в покое. — Не помню…
— Хорошо, — неожиданно легко сдался Мир. Рэми вздохнул с облегчением, но принц вдруг продолжил. — Но и ты не помня все расскажешь. Ты будешь говорить или позвать твоего учителя? Или ты не знаешь, на что он способен?
Рэми похолодел. Он очень хорошо знал. Ритуал раскрытия памяти был болезнен, утомителен, и, увы, действенен. Увидеть его пришлось лишь однажды, когда Вирес потянул ученика на допрос. После Рэми пришлось чуть ли не выносить из пыточной, его долго рвало кровью, а учитель пообещал больше не подвергать ученика такому испытанию:
— В тебе слишком много дара целителя, мой мальчик, — покачал тогда головой Вирес. — Сложно тебе будет в Кассии.
Помнится, Рэми тогда даже разозлился: он не девчонка, чтобы его жалеть и оберегать! Но правда оказалась горькой: учитель был прав. И Рэми долго еще мучился кошмарами. Снился ему истекающий слюнями, недавно сильный, а теперь потерявший разум мужчина… снилась унизительная беспомощность и острое, до боли, желание помочь… когда помочь не может.
Но… угрозы Мира глупы и наивны. Подвергнуть такому разум телохранителя принца, да еще и наследника Виссавии? Рэми в это не верил. Издеваться над ним можно, а вот доводить до безумия — ни-ни.
— Зачем ты мне угрожаешь? — тихо спросил Рэми. — Тебе все мало, не пойму?
Паук сорвался и, упав на одеяло, скрылся в складках, а Рэми вновь внимательно посмотрел на принца. А что, если Мир до сих пор безумен? Только хорошо притворяется? Вот чуть позднее и выясним. Без других телохранителей.
— Рэми, ты не уйдешь от ответа, — неожиданно мягко сказал Мир. — Я тебе не дам. Не надейся. Я не хочу тебя ранить, тем более, что ты еще слаб… но если ты меня заставишь…
И рука его легла на запястье Рэми, закрывая синь татуировок, а взгляд был неожиданно мягок и спокоен.
Сменил тактику. Вновь ласков, даже опасно ласков. Уговаривает? Обычно приказывает, а теперь, — уговаривает? Рэми напрягся. А если Мир вновь возьмется за кинжал?
— Ты меня боишься? — чутко уловил состояние телохранителя Мир. — Раньше ты мне доверял.
Это, интересно, когда? До посвящения? Или пару седмиц назад, когда не знал, на что Мир способен? И к чему его теперь щадить? После всего, что он сделал?
— Раньше ты не всаживал мне в спину кинжала.
Сказал и сам испугался. Пальцы принца, внезапно холодные, как лед, отпустили запястье. Рэми прикусил губу и, почувствовав на ладони прикосновение мохнатых лапок, раздраженно смахнул паука на пол.
Мир молчал.
Испуганный паук поспешил под кровать, в спасительную темноту, но принц поднял ногу… Лопнула хитиновая оболочка, расплылось на синем ковре пятно, а Рэми, которого угнетало молчание, стал быстро оправдываться:
— Я не знаю, честно не знаю. Ты вдруг на меня набросился, будто хотел убить. Глаза сумасшедшие, не твои, хуже, чем когда ты меня бил… — Миранис опустил голову, и Рэми видел, что принц прикусил губу, да так, что про подбородку побежала струйка крови, — а потом ты, вроде, очнулся. Я думал, прошло. Действительно думал. И глаза твои стали обычными, и разговаривал ты обычно. Как… как до всего этого…
— Потому повернулся ко мне спиной? — осторожно спросил Мир, все так же не глядя Рэми в глаза.
— Да!
— Боги! — прошептал Миранис. — Боги…
Не в силах сидеть, он вскочил, прошелся вдоль кровати, вернулся, взял со столика возле кровати чашу, подал ее Рэми и приказал:
— Пей, — и тотчас хрипло добавил. — Не отравлено. Рэми, боги, я знаю, как это глупо, знаю, что ты мне не веришь, но просто поверь, хоть на миг… я… Тебе станет легче, пей. Ты слишком много сил потратил на все это.