И Миранис вдруг с болью понял, что она, увы, права. И все, что она сказала — горькая правда. Миранис действительно ранил своего телохранителя, потерял его доверие. Рэми действительно меньше принадлежит Кассии, чем Виссавие, ведь его родители — не кассийцы. И если бы Миранис был на его месте…
— Видишь ли… — Рэми опустился перед хранительницей на корточки, посмотрел в ее невидящие глаза, и Миранис вздрогнул… какой же глубокий у целителя судеб взгляд. И совсем же не жестокий, понимающий. С легкой грустью и презрением. И слова его ранят в самое сердце своей правотой:
— Убил. Но после этого вернул из-за грани. Знаешь, как искренне он меня оттуда звал? Как терпеливо вел обратно в мир живых? Как молился нашему отцу, Радону, чтобы тот избавил меня от мучений? Знаешь, что он не спит с тех пор, мучаясь осознанием, что сам, своими собственными руками, увел за грань того, кто поклялся ему служить, своего побратима?
Да откуда же он…
Миранис отвернулся, впервые пожалев, что он слышит этот разговор… только не уши же затыкать? Теперь придется дослушать, видят боги, придется.
— Вождь тоже мучился, но его ты не слышишь…
— Нет, — ответил Рэми. — Потому что вы его слишком хорошо «слышите». После того, что сделал Миранис, его высекли его же телохранители. Вы… вы не сказали вашему вождю ничего. Даже слова плохого. Вы и сейчас ему позволяете слишком многое, не так ли? Как маленькому ребенку, вы позволили ему утонуть в его боли. Но… сколько можно оплакивать близких? Сколько можно погружать всю страну и скорбь? И может ли такое себе позволит не кто-то… сам вождь!
— Так исправь это…
— Я не намерен ничего исправлять, — улыбнулся Рэми, и Миранис узнал эту улыбку. Ой узнал. С той же улыбкой Рэми год назад оказывался стать его телохранителем. С той же улыбкой Аши в нем говорил, что Миранис не достоин такого телохранителя. И долго, ой долго пришлось Миранису убеждать Рэми в обратном.
Только бы и Элизар не убедил.
— Ты не понимаешь… — выдохнула хранительница. — Ты не знаешь о нас ничего!
— Я знаю, что вы бросили моего брата в беде, когда ему была нужна ваша помощь. Хотя дороже его в этом мире у меня нет. Даже ради моей памяти вы и не подумали ему помочь.
— Твоему брату помогал повелитель Кассии, куда же более?
— И Миранис. Он вытащил Армана из деревни. Он покровительствовал ему в замке. Он даже слова не сказал Арману, даже не думал его наказать, когда Арман недавно пошел против него. И он никогда бы и никому не позволил его ранить… потому что это его друг. А вы, что сделали вы?
— Наши люди исцеляют…
— Я и ты знаем, почему они исцеляют. Знаем, что это не совсем из милосердия, не так ли хранительница? Я видела, как целители с презрением отворачивались от тех, кому была нужна помощь, но я не видел в их душах жалости. Ни капли.
— Почему мы должны помогать убийцам? — воскликнула хранительница.
— Убийцам? — улыбнулся грустно Рэми. — Вы и тех людей не пожалели, что погибли в том поместье… где должен был умереть я. Вы не помогли их близким избавиться от скорби. Вы не помогли Арману, мальчику, который только что потерял самое дорогое. Вы идете по легкой дороге, собирая уважение и восхищение… но я-то знаю, что там нечем восхищаться. Я вижу… и мне больно от того, что я вижу… что вы забыли, что такое милосердие. Вы не умеете любить кого-то кроме вашего вождя, вашей богини и вашего клана. Вы умеете судить, но не умеете понимать и прощать…
— А ты прощаешь слишком многих! — ответила хранительница. — Но не прощаешь нас!
— Нет, я помогаю тем, кто нуждается в моей помощи. Вы… вы не нуждаетесь. Вы сами загнали себя в ловушку, своей слепой любовью к вашему вождю. И не мне вас оттуда вытягивать, вы должны это сделать сами
Ой как же он в себе уверен. Так уж и не ему. А Рэми встал, отошел от хранительницы на шаг и продолжил.
— Миранис был уверен, что я его пытаюсь убить, и все равно полез меня спасать. Знал, что отец его не простит, и все равно пытался, даже насильно, сделать меня своим телохранителем, тогда как повелитель меня приговорил. И ты мне рассказываешь о своей любви? Но жив я сейчас не благодаря тебе, не благодаря вашей защите, благодаря совсем другим людям. Презренным кассийцам, которых ваши целители отказываются исцелять.
— Нериан… прошу.
— Не смей меня называть этим именем! В последний раз я слышал его от своего дяди, когда мне было шесть лет, когда он меня чуть было не убил.
— Прошу…
— Просишь? — спросил вдруг Рэми. — Мой дом тут, а не в Виссавии, тут мои друзья, тут мои родные. Те самые, которых вы в упор не видите, которых унижаете такими письмами, как то, что ты написала Миранису. Тут все, что мне дорого. И да, я поеду в Виссавию с Миранисом, на время, но не думай, что тебе это поможет. Что вам всем это поможет.