Было дано указание о поимке повстанцев. На Курском вокзале поймали успевшего загримироваться Александровича. Кроме него были арестованы почти все члены ЦК левых эсеров.
В Кремль Сергей приехал ближе к вечеру. Мятеж практически был подавлен. У Сергея были важные сведения, но они требовали уточнения. Он собирался провести несколько допросов, в частности задержанного Александровича.
Он прошел в приемную Ленина. Там был Дзержинский.
— Феликс Эдмундович, мне надо побеседовать с задержанными, — обратился Сергей с просьбой к председателю ВЧК.
— Они все расстреляны, — спокойно ответил Дзержинский и вышел…
А тем временем из Питера в Москву приехали Федор Зубков и Елена Иванова, из Саратова — Константин Усов. Пополнился отряд и москвичами: Гвоздом, Зеленцовым, Новиковым, Корольковым и Киселевым.
На станции Удельная, в тридцати километрах от столицы, обосновался на конспиративной даче Гоц. С ним находился Рабинович.
Понимая, что боевому отряду предстоит самая сложная задача в их деятельности, Семенов старался сделать все, чтобы она завершилась удачно. Он долго искал конспиративную квартиру, наконец, выбрал дом, принадлежавший владельцу фотоателье, дальнему родственнику одного из террористов. Дом стоял на Долгоруковской улице между Садовым кольцом и Селезневкой. Рядом — угрюмое здание Бутырской тюрьмы. Однако, место подходящее; у фотографа постоянно толкучка, на посторонних не обратят внимания. Вокруг — приземистые деревянные домики, огражденные проломанными заборами. В случае необходимости можно легко скрыться.
Основная база размещалась в деревушке Хлыстово, прилепившейся к дачному поселку Томилино. Здесь тихо, удобно. Москва в двадцати пяти верстах от станции Томилино. До деревни — полчаса ходу. Кругом дачи — местные жители привыкли к чужим. Томилино — не глухая деревня, где приезжий возбуждает всеобщее любопытство.
Владелец дачи — мужик угрюмый, сильно пьющий, бессемейный. Ничем, кроме денег и выпивки, не интересовался. Перебрался в сарай, и там пил с утра до ночи. Дачу снял Михаил Александрович Давыдов, тридцативосьмилетний филолог — учитель Московской гимназии, прапорщик царской армии, член партии социалистов-революционеров. Ему, человеку в глазах Советской власти лояльному (он читал лекции на курсах агитаторов и инструкторов при ВЦИК), приказали разместить здесь группу террористов-подрывников из боевого отряда.
В группу входило несколько человек: Глебов, Штальберг, Жидков, Кочетков, Зобов, Гаврилов, Даненберг. Все они старые члены партии, проверенные, надежные. К началу августа на чердаке оборудовали склад оружия. Здесь под сеном хранились ручные гранаты английского производства, несколько запасных запалов, два сухих элемента и части для адской машинки, десятизарядный маузер в кожаной кобуре. Через французскую миссию приобрели бомбу, запалы, шнур, пироксилин. Все это зарыли в огороде, прикрыв сверху вялой картофельной ботвой.
В Томилино Лида Коноплева, блистала познаниями. Она читала лекции о яде кураре. Положив перед собой темно-бурые зернышки, она говорила:
— Кураре индейцы Южной Америки приготовляют из смеси соков растений. Смесь варится, выпаривается на солнце и только на солнце, ни в коем случае ни на очаге — и получается кусочки. Индейцы используют кураре для охоты на зверье и птиц, смазывают ядом стрелы. Если порошком посыпать ружейные и револьверные пули, предварительно сделав надрезы, яд окажет необходимое воздействие. Для человека смертельная доза — сотые доли грамма, пылинка… Смерть наступает мгновенно.
После Лиды слово взял Абрам Гоц.
— Итак, мы начинаем… Выходим на передний край борьбы с большевиками. Пускаем в ход наше грозное оружие…
Коноплева поморщилась: к чему патетика? Сейчас она просто выглядит фальшивой. К кому Гоц адресуется?
По выражению лица Лиды, Гоц угадал направление ее мыслей.
— Прошу всех запомнить непременное условие: если боевика задержат с поличным. Он не должен называться членом партии эсеров. Ни в коем случае! Он обязан твердо и решительно заявить советским органам власти, что действовал на свой страх и риск. За Центральным комитетом остается неоспоримое право — признать акцию партийной сразу после покушения или через некоторое время.
Тщеславный, склонный к театральным жестам, Абрам Гоц предпринимал отчаянные усилия к организации покушения на Ленина в марте 1918 года. И все же оно не состоялось. «Другое дело теперь, в августе, — думала Коноплева, — Руководит террористами не какой-нибудь слабонервный Рихтер, а испытанный боевик, член ЦК Григорий Семенов…»
Рабочий, эсер Константин Усов пришел в Алексеевский народный дом убить Ленина. Митинг еще не начался, но рабочих собралось полторы-две тысячи. Разгорелся жаркий спор об Учредительном собрании, в который встрял Усов. Инструкция запрещала боевику-исполнителю вступать в политические разговоры. Но Усов не стерпел и заступился за Учредительное собрание. Поддержки он почти не нашел. Все рабочие. С которыми он спорил, были за Советы.
И вдруг над головами зашумело:
— Ленин приехал! Товарищу Ленину — пролетарское ура!..
Радость и воодушевление охватило всех рабочих. Усов был ошеломлен. Ленин — кумир всех рабочих! Вырвать бога у миллионов масс, он не решился, и стрелять в Ленина не стал. Он слушал его речь, не проронив ни слова. Ленин говорил об Учредительном собрании и Советах. И говорил так, что впервые в понимании Усова Учредительное собрание поблекло.
Усов ушел с митинга и вернулся на явочную квартиру, бросил револьвер:
— Не мог. Рука не поднялась… Я, рабочий среди тысяч рабочих — и вдруг убить Ленина? Не мог…
Лида метнула враждебный взгляд на Усова.
— Тряпка, — пренебрежительно сказала она.
— Поймите, — почти взмолился Усов, — убить царского генерала или министра — это одно. Совсем другое — идти с отравленными пулями против Ленина! Здесь тебя ждет не благодарность. А проклятие всего мира. Не отрицаю — дрогнул… Дрогнул перед собственной рабочей совестью.
— Ты просто испугался, Костя, — вспыхнула Лида, — выветрился из тебя боевой эсеровский дух на большевистском митинге.
— Не перебивай, — огрызнулся Усов. — Нутром чую, что убийство Ленина — дело не святое… Раньше царских тиранов и деспотов убивали. А Ленин — разве он тиран? Он тоже социалист, как и мы, только по-иному Россию перекраивает. В интересах рабочего класса и трудового крестьянства.
— Ты и заговорил как Ленин, — вступила в разговор Каплан. Свет из окна упал на продолговатое лицо Фанни…
«Ну и страхолюдина», - подумала Лида — «И чего нашел Новиков в этой узкогрудой фанатичке? Таскается за ней по всей Москве».
Из статейного списка № 132, составленного в киевской губернской тюремной инспекции 30 июля 1907 года:
Имя, отчество, фамилия или прозвище и к какой категории ссыльных относится? — Фейга Хаимовна Каплан. Каторжанка.
Куда назначается для отбытия наказания? — Согласно отношения Главного Тюремного Управления от 19 июня 1097 года № 19641, назначена в ведение Военного Губернатора Забайкальской области для помещения в одной из тюрем Нерчинской каторги.
Следует ли в оковах или без оков? — В ручных и ножных кандалах.
Может ли следовать пешком? — Может.
Требует ли особо бдительного надзора и по каким основаниям? — Склонна к побегу.
Состав семейства ссыльного — Девица.
Рост — 2 аршина и 3,5 вершка.
Глаза — продолговатые, с опушенными вниз углами, карие.
Цвет и вид кожи — Бледный.
Волосы головы — Темно-русые.
Особые приметы — над правой бровью продольный рубец сант. 2 1|2 длины.
Возраст — по внешнему виду 20 лет.
Племя — еврейка.
Из какого звания происходит — по заявлению Фейни Каплан она происходит из мещан Речицкого еврейского общества, что по проверке, однако не подтвердилось.