С т и в е н. С Людмилой все сложнее. Портрет малютки и поныне для отца святыня.
Р а й с. Какой там портрет! Смятая карточка.
С т и в е н. Карточку увеличили. Повесили в маминой спальне. Покойная мама боготворила девочку. Собиралась заказать какому-то художнику из Небраски портрет. Чуть ли не триста долларов!
Р а й с. Так трогательно, что я сейчас разревусь.
С т и в е н. Отец верит русским так, как… когда-то в Берлине поверил отцу Людмилы. А мама считала, что папа вернулся с войны невредимым благодаря русским войскам… Мне это смешно, но отец до сих пор сохранил… восторженность молодости.
Р а й с. Знаю, как далеко зашла его «восторженность»! Он отказался числиться в Американском легионе. Еще в шестидесятом. Видите ли, это крупнейшее объединение ветеранов войн осуществляет неугодную вашему старику «реакционную» политику. Демонстративно взял на работу политически подозрительного типа.
С т и в е н. Подозрительного?
Р а й с. Конечно! Тот сжег призывную повестку.
С т и в е н (растерянно). Отец такой… В его годы трудно переделаться. Но это не политическая платформа, нет!
Р а й с. Это отсутствие американского патриотизма.
С т и в е н. Нет, сэр! У отца все от воспоминаний молодости. Он знает о русских одно хорошее.
Р а й с. «Знает». Это мы с вами имеем право знать, что русские первыми войну не заварят. А ваш отец, и сестра, и все соседи обязаны знать одно: Москве не терпится стереть Вашингтон с лица земли.
С т и в е н. Сэр, но в сорок пятом наши солдаты видели, как русские…
Р а й с. Вы к чему клоните?
С т и в е н. Я… я не клоню… Я только, извините, опасаюсь… обидеть Людмилу Гаевую… При одной мысли об этом отец… озвереет… Он…
Р а й с (угрожающе тихо). Вы хоть на миг допускаете, что он может догадаться? Тогда я за вас ломаного цента не дам.
С т и в е н. Отец не догадается! Я не новичок.
Р а й с. На черта же вам дурацкое самоковыряние?
С т и в е н. На отцовской ферме… не удастся…
Р а й с. Чепуха. Кто вам может помешать? Сестра? Ее муж?
С т и в е н. Нет, Билла волнует только выгодная продажа пшеницы. А для сестры свет сошелся на двухлетней дочурке.
Р а й с. Вашей горячо любимой племяннице уже четвертый год.
С т и в е н. Сэр, я не справлюсь. Не могу объяснить логически, но…
Р а й с. Если нет логики, не о чем рассуждать.
С т и в е н. И все-таки прошу… очень прошу…
Р а й с. Даже не верится, что вы спасовали перед русской. Значит, в четверг вы вылетаете в Канзас.
С т и в е н (сорвался). Не полечу! Я не смогу… Мама так любила эту девочку… Не то я говорю. Я провалюсь. Вы хотели меня послать в Болгарию. Я согласен.
Р а й с (властно). Хватит. На ваше счастье, я пока еще верю, что вам удастся оставить отца в полном неведении. (Улыбается.) Он не лишит вас наследства в пользу сестры. Хотя она более нежна к старику. Не ушла с мужем в свой дом, а осталась у отца. И вам бы тоже…
С т и в е н (глухо). Я провалю операцию.
Р а й с. Забываетесь, Элликот.
С т и в е н. Вы можете растоптать меня. Выставить из редакции. В другую не возьмут — какой из меня журналист!
Р а й с. Ступайте, попрощайтесь с вашей цыганистой дамой, состоящей в законном браке с удачливым адвокатом. Не делайте испуганных глаз: он так поглощен своими удачами, что жена спокойно может принимать вас в его спальне… До отлета в Канзас у вас не так много времени. Вы полетите в среду.
Стивен встрепенулся.
В среду. Тогда у старика не будет ни малейших оснований связывать возвращение блудного сына с приездом русской. Посудите, старина, я так старательно выстраивал эту операцию. Любовно, по точечке, по черточке, как только в наше московское консульство поступила просьба о визе для Людмилы Гаевой. У меня все рассчитано. Все. А тут еще сюрприз: благоволившего к ней академика Лебедева заменил его антипод… Допускаю, вы можете сорваться на какой-нибудь детали, даже на двух, трех — пока уж очень много совпадений в нашу пользу…
С т и в е н. Поймите…
Р а й с (не слушая его). На магнитозапись особенно не уповайте. Конечно, нам не повредили бы эмоциональные возгласы русской дамы «Ах, как тяжело возвращаться в Москву!». Или в этом роде. Пусть это относится к мужу, мы уж как-нибудь… (Соответствующий жест.) Слушайте, дружище, вам же чертовски здорово удается обольщать американок. А разве твердокаменная русская дама более требовательна! Приналягте, Стив. И когда мы снова встретимся здесь, я поздравлю вас. Шутка ли, Людмила Степановна Гаевая, перспективная молодая ученая из Москвы, дочь участника сражения за Берлин, внучка шахтера-красногвардейца, выбрала свободный мир. Об этом услышат все, кто хочет знать. И у нас и, главное, в Советском Союзе. Обещайте мне, дружище… Вот еще что. Если беспартийная, но достаточно железобетонная Людмила устоит перед всеми вашими заходами, предусмотрен — на самый-самый крайний случай! — такой страховочный вариант. А именно… (Заметив, что Стивен ожил.) Пошутил. Неужели вам не ясно, что в отношении Гаевой никаких других вариантов быть не может? И не будет. Вы свободны, Элликот.