Котельников обвел взглядом присутствующих. Никто не возражал. Никита знал, что умеет убеждать людей, у него был дар маленького фюрера.
— Постные рожи отставить, мы не на похоронах. А теперь пора перейти к конкретным действиям и начать разработку планов. Прошу, мальчики, перейти в мой кабинет.
Через минуту гостиная опустела.
Глава II
Удар кулаком по столу можно было приравнять к четырем балам по шкале Рихтера.
— Ты козел, Савченко! Тебе ничего доверить нельзя! Все испохабишь!
У капитана Тимохина раскраснелась физиономия, а зубы скрипели, как несмазанная телега. Лейтенант стоял навытяжку, словно разговаривал с генералом.
— Вы всю квартиру обшарили?
— Каждый уголок, Андрей Ильич.
— В серванте смотрели? В чайном сервизе?
— Все просмотрели. Ничего не нашли, главное, паспорта ее нет. А фотографию мальчишки я принес, даже не одну.
— Плевать мне на мальчишку! Мне Ушакова к ногтю прижать надо! Ксюшку убедить в том, что Иван последний ублюдок и должен сидеть на нарах, а не гулять по белу свету со своей змеиной ухмылочкой.
— Так, может, он не виноват…
— А я сказал, виноват! — Кулак вновь обрушился на крышку стола. — И ты мне брось хвое том вилять! Ишь какой защитник нашелся! Ну а если это не он, еще один висяк на гвоздик повесишь?! Кого и где ты искать будешь? Ветра в поле? Иголку в стоге сена? Или ты думаешь, что Ксения Задорина убийцу найдет? Ей что, павлиний хвост распушила и пошла себе гордой походкой восвояси. По шее мы получим, а не она. Службы так и не понял, Денис?
— Постой, Андрей Ильич, дай сказать.
— Ну давай кукарекай. Послушаю твои куплеты.
— Мальчишку надо искать, и кажется, я знаю где. — Савченко подошел к столу и положил газету. — Вот, только что вышел вечерний выпуск. Вчера авария произошла на Волхонке, наезд на ребенка. Какой-то хмырь сумел сделать фотографии и продал их редакции, поэтому и напечатали с опозданием на сутки. Я хорошо изучил фотографии мальчишки, и мне кажется, что это он. Подробностей тут никаких нет. Краткое изложение происшествий по Москве. — Тимохин развернул газету. — Тут три снимка с места происшествия, но, я думаю, сделано больше. Если постараться, можно найти и другие, но и этих хватает. Я уверен, что это тот мальчишка, — комментировал Савченко.
— И где он сейчас?
— Полагаю, в больнице. Можем выяснить.
— А это что за баба?
— Не знаю, но на последнем снимке видно, как она садится вместе с санитарами в «скорую помощь». Значит, неслучайная прохожая. Свидетелей в участок доставили.
— Ладно, попробуем, только без базара. Сделаем все сами, по-тихому. Получится — значит, утрем нос Ксюшке, а нет, так и шуметь бессмысленно. Мне твоя затея не очень нравится.
— Может, взять кого-нибудь из ребят для поддержки?
— Ты еще ОМОН вызови, чтобы бабу с ребенком в больнице навестить! Выясни, кто из дорожников обслуживает Волхонку, и узнай, в какую больницу их отправили. Не забудь фотографии мальчишки с собой взять.
Савченко взял телефонную трубку. Но не только их заинтересовала газета с фотографиями. У госпожи Грановской имелся свой пресс-секретарь, в обязанности которого входило просматривать все периодические издания. Необходимо держать руку на пульсе событий и знать, кто что думает, о чем говорят и кем власти довольны, а кем нет. О мальчике пресс-секретарь ничего не знал и знать не мог, но то, что служба безопасности вела поиски Анны Железняк, было известно всем, кто вплотную работал с хозяйкой. Заметив снимок женщины со знакомым лицом на третьей полосе газеты, пресс-секретарь тут же отправился к руководителю службы безопасности Корякину.
Бывший генерал находился в комнате охраны, где размещались мониторы слежения за территорией усадьбы, пульты управления электронными замками и прочая аппаратура, гарантирующая безопасность. Шел девятый час вечера, и перед уходом домой Корякин проверял посты, давая поднадоевшие всем инструкции. Однако люди все были в прошлом военные и привыкли к дисциплине. Никто не позволял себе пить спиртное, дремать на посту и расслабляться. Высокооплачиваемую работу потерять легко, а найти очень трудно. Все, кто не находил, шли в криминал, но не каждого такая перспектива устраивала. Если уж попадешь в болото, из него не выберешься.
— Извините, Федор Иванович, кажется, Анна Железняк прорезалась. Утверждать не берусь, живьем ее не видел, но похожа. Уж больно внешность у дамочки примечательная. Взгляните сами.
Пресс-секретарь подал Корякину газету, открытую на нужной странице.
Рассмотрев снимки, он кивнул.
— Пятьдесят на пятьдесят. Меня ребенок смущает. На нее это никак не похоже. Не такая она дура, устраивать громкие скандалы в центре Москвы. Но лицо и фигура очень похожи. Хочешь не хочешь, но проверить обязаны. — Он снял трубку и набрал нужный номер. — Егор, возьми с собой троих боевиков и выезжай с ними к Калужской площади, я срываюсь с дачи и буду там минут через сорок. Обеспечь всех связью. Кузьму посади на телефон, он должен за это время установить, в какой больнице находится женщина с ребенком, попавшим в дорожно-транспортное происшествие вчера днем на Волхонке. И еще. Меня интересует некто Радченко И.В., сделавший фотографии на месте аварии. В газете стоит странная подпись — «общественный корреспондент». Возможно, мне понадобится вся пленка, отснятая на Волхонке. Действуй, Егор, я выезжаю.
В больнице тем временем все было спокойно. Анну с мальчиком поместили в отдельный бокс, куда обычно кладут послеоперационных больных. Не из милосердия, разумеется, а за хорошие деньги, которые она вытащила из Кешкиного кармана, других взять было негде. Для Анны нашли раскладушку. Ночью Кешка метался и стонал, но к полудню пришел в себя, а к обеду уже улыбался.
— С этой повязкой на голове ты похож на раненого бойца из фильмов о Гражданской войне. Голова болит?
— Не очень, только когда делаю резкое движение, стреляет в затылке.
Он лежал в кровати, а она сидела рядом на табуретке и с тоской смотрела на мальчугана.
— А нога?
— Нога побаливает. Под коленкой.
— Слава Богу, перелома нет. Скоро заживет.
— Проблема не в том, Аня. В моих очках. Лицо твое я вижу, но не знаю, улыбаешься ты или нет. Просто размытое пятно, как в тумане. Жаль. Плохо быть слепым.
— Ерунда! Очки мы тебе новые купим.
— На меня не купишь. Заказывать надо. Взрослых сколько угодно, а для меня не найдешь.
Он избегал слов «детские», «ребенок», «мальчик», Анна это давно поняла и старалась не произносить их.
— Очки — мелочь! Важно, что жив остался. Улица тебе противопоказана. А как же ты один в школу ходил?
— Я ходил с Катюшей. Теперь не знаю. Хорошая у меня была сестра, хоть и вредная. Ветер в голове, как у всех девчонок. Компьютер для нее как космический аппарат, ничего не рубила.
— И я тоже ничего не рублю. Техника — дело хорошее, но для мужчин, а у женщин других забот хватает.
Кешка улыбнулся. Поставил он ее на место, осознала. Разговаривать научилась по-человечески, как с равным, без «сюсю-мусю». Они нашли общий язык, но что дальше? Оставаться вместе они не могли. Анна висела на волоске, каждая минута, проведенная в городе, чревата непредсказуемыми последствиями. Ее ищут, и не для того, чтобы поцеловать в щечку. Подвергая себя риску, она не имела права подставлять мальчишку, он тут ни при чем. Но и бросить его тоже нельзя.