Они шли с четырех сторон: двое сзади, двое прямо на нее от платформы, трое стояли справа и трое слева. Значит, ее засекли уже у пригородных касс и подняли всех на ноги. Убегать уже не было сил. Она остановилась и ждала. Кешка не оглядывался по сторонам, задрав вверх голову, он смотрел ей в лицо, и ему стало страшно. Страшно от того, что он увидел в глазах Анны растерянность и безысходность. Когда он видел огонь в ее глазах, ему ничего не было страшно.
Теперь и у него опустились руки.
— Добегались, сынок. Какая же я дура!
— Ты не дура, Аня, ты очень умная и очень красивая. Я не хочу, чтобы тебя отнимали у меня.
— Поиграл и хватит. Дай другим развлечься.
— Нет, ты права. Конечно, дура. Умные глупости не говорят.
— Нетерпеливость — мой главный враг.
— "Терпение и труд все перетрут" — любил повторять папа. Он никогда ничего не делает в спешке, не обдумав.
Те двое, что двигались со стороны платформы, подошли первыми. Боковые и тыловые держались на расстоянии, но не расслаблялись. На привокзальной площади народу хватало, и в случае заварушки могли пострадать спешащие на свои участки невинные дачники. Глупо портить людям предстоящие выходные дни. Служители закона вели себя слишком деликатно. Милиционер в лейтенантских погонах отдал честь.
— Извините, гражданка, вы задержаны! Прошу вас, без эксцессов. Поставьте сумку на землю, заложите руки за спину и следуйте вместе с нами в участок. И без фокусов, вас очень хорошо опекают со всех сторон.
— Ну что вы, лейтенант! Я очень ценю деликатное отношение к себе. У меня и мыслей таких нет. Куда идти прикажете?
— Сначала уйдем с площади. Налево, пожалуйста, к автостоянке.
Торопящийся к электричкам народ не обращал внимания на беседы милиции с пассажирами. Каждый в этом мире привык жить только своими интересами. Анна поставила сумку на асфальт и заложила руки за спину. До отделения добирались обходными путями, избегая людных мест. Анна почувствовала такое опустошение, что если бы была возможность бежать, она и пальцем не пошевелила. В отделении их сразу же поместили в камеру. Никто ничего не объяснял, тут и так все ясно, но привокзальная милиция не может самостоятельно решать, что делать с особо опасными преступниками, находящимися в розыске. Это решают на самом верху.
В субботу в райотделе находился только дежурный и две патрульные бригады.
Дни становились жаркими, и о работе люди уже не задумывались. Душа, сердце и легкие рвались на природу, на свежий воздух, к сладостному расслаблению. Но попадаются и уникальные особи. Как правило, это люди одинокие, посвятившие всю жизнь работе, лишенные иных интересов. А сегодня, как назло, по «ящику» не было ни хоккея, ни футбола.
Тимохин торчал в дежурке и парился в кителе. Он не мог носить гражданский костюм: если на одежде нет погон, то это не одежда, а купальник. Он даже дома ходил в форме. Исключением были баня и постель, куда он ложился раздетым, если был в состоянии раздеться. Сегодня ему даже пива не хотелось. Не хотел заводиться.
— Съездил бы в заповедник, Андрей, — мечтательно рассуждал дежурный капитан. — Ведь у тебя такие возможности! Там же лучше, чем на любой даче. Зона охраняется, зверье не пугано, подснежники не рвут. Переспать наверняка есть где.
— Сто восемьдесят гектаров леса, пятьдесят три охотничьих домика, обустроенные, с холодильниками, телевизорами. При Брежневе и Хрущеве о таком не мечтали. Ты, конечно, прав, поехать надо. Там отец похоронен. Помнят еще старика. Главный лесничий мой кореш. Отец мой его натаскивал. Парень был помешан на зверье. Институт лесного хозяйства закончил. Как и отец, с нынешними слугами народа водку пьет, но с умыслом. Хитер, зараза! Экзотический питомник выстроил. Не поверишь, Витек, ему туда всю живность свозят со всей России. А ты знаешь, сколько таможенники контрабандного зверья конфискуют? И все к нему стаскивают. Всю Красную книгу собрал. Я уже не говорю о крокодилах, уссурийских и бенгальских тиграх. Молодец мужик! А главное, деньги выбивать умеет. Условия для братьев меньших создает не хуже, чем для президентской администрации.
— Все шишки там побывали?
— И бывшие, и нынешние, и будущие. Сам Петруха живет в довольно скромной хибаре, но все стены фотографиями увешаны. На почетном месте он с Президентом.
Он со всеми фотографируется. Хобби у него такое. С рамками проблемы. На кнопки уже прикалывает. Так вот, почетное место над столом занимают три снимка — с Андроповым, Горбачевым и Ельциным. Давненько я там не был. Может, уже и с Путиным снимочек повесил. А губернаторов, министров, премьеров не счесть! Егерь он, конечно, классный, почти как мой отец. Такое хозяйство на себе тащит и еще расширяется. На заказник давно уже думцы косятся. Места-то уникальные. А этим только дай, понастроят кирпичных теремов и все обосрут вокруг. Петруха грудью встал и какой раз уже атаки отбивает. Там белки и птицы ручные. Сами к тебе на плечи садятся.
— Блин! Хоть глазком одним глянуть! А ты в этом каменном мешке сидишь. Поехал бы, уточек пострелял.
— Нет, не сезон. Сейчас в заказнике тишина. Мамки щенят, котят, козлят, поросят, лосят вынашивают. У Петрухи не побалуешь. Президента не пустит в зону. У него договор с воинскими частями. Там, как на границе, кордон не пересечь. Вот начнется сезон, и милости просим. А сейчас с ружьем к лесу не подойдешь. Быстро уму разуму научат.
— А солдаты каким боком подрядились?
— Так он близлежащие полки мясом обеспечивает, лососиной, рыбой, кабанятиной. Вот они и несут вахту по границам всей зоны, ни одного браконьера за последние пять лет не выловили. Идеальный порядок! Можем, если с умом к делу подходить.
Их спокойный мечтательный разговор оборвал телефонный звонок. Дежурный снял трубку.
— Да… Понял, товарищ полковник… Сейчас машину вышлю… Понял… Нет, полковника Саранцева до понедельника не будет. На даче у него нет связи. Но следователя Задорину разыщу… Обязательно. Да, передам.
Капитан положил трубку.
— Ты чего, аж вспотел? Министр звонил?
— Нет, Андрей, дежурный по городу с Петровки. Короче говоря, у Савеловского вокзала взяли Анну Железняк и мальчишку. Тихо взяли, без проблем. А утром Ксения у полковника была. Я им докладывал, что девка двух ментов на Горьковской ветке повязала и чисто ушла. Саранцеву плевать, он на дачу свалил, а Ксения поехала свидетелей опрашивать. А тут ей сюрприз. Вот уж не ожидал. Колька, вставай, иди машину выгоняй к воротам!
Сержант, спавший на скамье, открыл глаза, что-то буркнул себе под нос и вышел. Дежурный снял трубку внутреннего телефона, но Тимохин нажал на рычаг.
— Не в службу, а в дружбу, старик. Дай я съезжу за ними. Охота мне самому Ксюше презент преподнести. Ну чего ты сопляков пошлешь? Они же ее упустят.
— Ты чего, Андрюха! Мне же башку оторвут, если узнают. Тебя же сам Черногоров отстранил.
— Никто ничего не узнает. Сегодня суббота. Через час я их сюда доставлю, а ты Ксюху ищи.
— Но как я могу тебе оружие выдать?
— Оно мне не нужно. У Кольки пистолет есть, и хватит нам, а до машины ее с пацаном местные доведут. А вот наручники мне не помешают. Вокзальные свои-то заберут.
— А как ты акт подписывать будешь?
— За Саранцева подпишусь. Кто там смотреть будет! Сколько раз я за него бумаги подписывал. Забыл, что ли?
— Ладно, езжай!
Бычара торжествовал. Он уж и не верил в удачу, и все же ему повезло. В привокзальном отделении Тимохин подписал все акты и сопроводительные документы.
По описи ему передали сумку с вещами, где лежал пистолет «беретта» с глушителем. Пистолеты и документы милиционеров с «железки» у Анны не обнаружили, и вообще, она отказалась от всего, что ей пытались инкриминировать.
Ствол с глушителем ей попросту подбросили, кто и когда, она не знает. Ее отпечатков на стволе нет, и точка. У дорожной милиции не имелось достаточного опыта накрывать особо опасных, и они многое проморгали.