а каждом шагу. Джинни только сейчас ощутила последствия долгой битвы: мышцы ныли от боли, плечо пульсировало и пылало, словно на него вылили раскаленную медь, глаза слипались от накатившей усталости, а ватные ноги ели несли ее куда-то вдаль. Тишина пугала: часы взрывов, криков и шума отзывались страхом неизбежных потерь где-то глубоко в груди. Мертвые тела покрывали пол на пути к Большому залу. Джинни старалась не обращать внимания на окровавленные разноцветные галстуки, белые рубашки, подростковые лица, бездонные, пустые глаза. В голове у нее до сих пор стояла гримаса душераздирающей боли и дыхание смерти, которая забрала Колина туда, откуда не возвращаются. Вдалеке послышались слабые голоса, нарушившие молчание между тремя друзьями. С каждым шагом звук голосов усиливался так же, как и волнение, которое душило изнутри Джинни. Что с ее семьей? Все ли живы? В ее голове не укладывалось даже предположение того, что кого-то из них она не сможет больше обнять, поговорить с ним, посмеяться вместе с какой-то шутки, улыбнуться, получив в ответ такую же улыбку. Девушка больше всего хотела убедиться, что с ее близкими, друзьями, знакомыми все нормально, но в то же время она боялась идти в Большой зал, зная, что все выжить в этой битве не могли. Даже мысли о мертвом Перси были невыносимы, хоть Джинни до сих пор не могла простить ему мерзкое предательство всей семьи. - Бабушка... - это слово прозвучало, как молитва. На мраморно-белом лице Невилла появилось облегчение. Он подбежал к миссис Лонгботтом, заключив ее в свои медвежьи объятия. Зеленая, проеденная молью шляпка съехала набок, из-за чего седые пряди выбились наружу. Джинни знала, что для Невилла эта женщина была всем: мамой, папой, бабушкой, дедушкой - семьей. Августина Лонгботтом прижала к себе внука, пригладив его грязные каштановые волосы. - Ты в порядке? - ее голос переполняла нежность и облегчение. Она действительно любила его, как никто другой. Невилл слабо кивнул, продолжая удерживать бабушку в своих объятиях. - Здравствуйте, - поздоровались Полумна и Джинни, когда Невилл, наконец-то, перестал обнимать свою бабушку. - Доброй ночи, - женщина измученно улыбнулась. - Примите мои соболезнования, - пробормотала тихо она, обратив свой мрачный взор на Джинни. Девушка непонимающе нахмурилась, чувствуя, как ком подступил к горлу, заставляя ее задыхаться. - Вы ничего не знаете...? - в голосе Августины было сочувствие. - Ваш брат, он... - она замолкла, когда заметила на лице девушки нескрываемый ужас. - Нет, не может быть, - Джинни сказала это с больной улыбкой на лице, качая головой. В ее голосе были слышны нотки недоверия. - Это невозможно, - голос гриффиндорки предательски надломился. Она продолжала смотреть в оливковые глаза старушки, надеясь, что это какой-то розыгрыш, но когда не заметила в них ни намека на шутку, пробежала мимо Лонгботтомов и Полумны, забежав в Большой зал, чуть ли не упав, поскользнувшись на рассыпанных из Слизеринской чаши изумрудах. Она застыла на месте, в немом ужасе осматривая комнату: столы исчезли, а сам зал был переполнен людьми, которые группками держались друг с другом. На полу лежали раненные, которых осматривала мадам Помфи, но взгляд Джинни был устремлен на семью, которая, обнявшись, плакала над телом молодого рыжеволосого парня. - Если еще и с Джинни что-то случится, я этого не переживу, - прочти неразборчиво произнесла Молли, вцепившись руками в мантию своего мужа. Она уткнулась лицом в его грудь, всхлипывая от боли, которая разрывала ее изнутри. - Ты точно уверен, что видел ее? - почти неслышно спросил Артур у Джорджа, который с широко раскрытыми глазами смотрел на тело умершего брата-близнеца. Его белое лицо не выражало ничего, кроме пустоты и отчаянья. Он слабо кивнул, укутываясь плотнее в свою изумрудную мантию. - Она здесь, - еле слышно сказал Перси, который заметил свою обомлевшую сестру, но Джинни было на это плевать. Как в тумане, она поплелась к своей семье, спотыкаясь на каждом шагу. Этого не может быть. Нет. Это невозможно. Казалось, что Фред уснул и вот-вот проснётся. На его лице была слабая полуулыбка, а голубые глаза были закрыты... Навсегда. Молли обняла за плечи Джинни, даже не пытаясь ее отругать за то, что она ушла из Выручай комнаты, хоть и обещала там остаться. Она почти этого не чувствовала. Прикосновения матери были холодными, так же, как и пустота в ее груди, которая разрасталась с каждой секундой все сильнее и сильнее. - Нет, - только и смогла выдохнуть Джинни сквозь подступивший к горлу ком. Это происходило не с ней, не с ее семьей. Ей стало холодно. Тело бил сильный озноб, а всякие чувства ушли на задний план, уступив адской боли в сердце. Она даже не чувствовала с какой силой в ее плечи вцепилась мать, хныча ей в кофту, не чувствовала Джинни и как вдоль спины потекла кровь из раны на лопатке, от такой цепкой хватки. Девушке показалось, что вместе с Фредом умерла и она. Мысль о его смерти казалась глупой и до невозможности смешной. - Он жив, этого не может быть... Я... Я не верю! - выкрикнула она, чувствуя, как предательские слезы наворачиваются на глаза. - Джинни... - выдавил Билл, руку которого крепко держала Флер. Ее глаза были красными от слез. - Фред... Он... - Нет! - закричала девушка, не желая этого слышать. В их сторону обернулось пару людей, но ей было все равно. - Он не мог! Он не должен! Он никогда бы так не поступил! - продолжала орать Джинни, выпутавшись из маминой хватки, а миссис Уизли, в свою очередь, закрыв ладонью рот, заплакала еще сильнее. Джордж посмотрел больными голубыми глазами на сестру, напоминая внешне Фреда, хотя они всю жизнь были совершенно разными: Фред ненавидел лук, в то время как Джордж мог его есть с утра до ночи; Джордж был рассудительнее своего брата, а Фред никогда в детстве не боялся засыпать в темноте. Теперь из них двоих остался только Джордж. Эта мысль была невыносима для Джинни, как и вид бездыханного тела брата. Она не могла отвести от него взгляд, раз за разом надеясь, что увидит, как его грудная клетка вздымается верх. Джордж двумя широкими шагами подошел к сестре, заключив ее в свои мужские объятия. Джинни не могла держать больше эту боль в себе, а осознание реалии было невыносимым. Уткнувшись брату в шею, она стала плакать, цепляясь руками за его мантию. Джордж крепко обнял Джинни, тяжело всхлипывая у нее на плече. Вот, что приносит война - боль. Она забирает самое дорогое, взамен на неизвестное никому будущее. Стоит ли смерть Фреда того, что случится через пять, десять, двадцать лет? Джинни даже не была уверена в том, что сможет узнать. Ей не хотелось, она ничего не могла чувствовать кроме убийственной боли. Боли, которая заставляла кровоточить сердце, каждый удар которой оставлял где-то глубоко внутри пустоту. Она содрогалась от слез, которые были мимолетным утешением, защитой от происходящей вокруг нее ситуации. - Он не мог... - всхлипнула Джинни, хватаясь за Джорджа, как за спасательный круг. Ее брат заплакал еще сильнее, воя не хуже раненого зверя. От его крика все холодело в душе, покрывалось хорошей коркой льда, которую, казалось, уже ничего не сможет пробить. - Фред... Джордж оторвался от сестры, посмотрев на нее своими голубыми заплаканными глазами. Он покачал головой, словно говоря о том, что он не Фред, он всего лишь его отражение. Джордж подошел к брату и, упав на колени возле его головы, стал качаться взад-вперед, продолжая плакать. Молли рыдала у Фреда на груди, Флер прижала к себе Билла, легко целуя в щеку, они тоже плакали, держась друг за друга, как за спасательные круги. Перси отречено стоял в стороне, раз за разом вытирая мокрые дорожки под глазами, а Артур гладил свою жену по голове, в то время как слезы ручьями текли по его щекам. Физическая боль казалась ни чем по сравнению с душевной, которая рвала изнутри девушку на части. Джинни до адской боли впилась пальцами в плечо, надеясь заглушить агонию, разгоревшуюся внутри и засевшую где-то глубоко, настолько, что ее не смогло бы достать ничего, кроме смерти. Она почувствовала ладонью теплую жидкость, продолжая впиваться пальцами в свою зияющую рану. Джинни скулила, как раненый пес, от окружившей ее со всех сторон боли. Вдруг она почувствовала, как ее кто-то развернул к себе, вытер слезы с опухшего лица и прижал нежно к себе. Только по размытому очертанию спутанных каштановых волос Джинни узнала Гермиону. Она заметила, как где-то возле дверей стоит смытый силуэт с черными волосами и очертанием круглых очков вокруг глаз. Джинни заметила, как в них мелькают тысячи оттенков ужаса, боли, страха, неуверенности, сумасшествия. Гарри взглянул на девушку с двояким чувством на лице: с одной стороны ему хотелось прижать ее к себе, пригладить рыжие волосы, осушить нежными поцелуями ее щеки, сказать, что ему жаль, но с другой стороны он боялся того, что она обвинит во всем его, возненавидит, оттолкнет. Он чувствовал свою вину в том, в чем не был виноват. Гарри не просил никого сражаться, не просил идти в бой, не просил его защищать, он никогда не просил о помощи, он всегда все делал один. Но лежавшие на полу трупы, слова Волан-де-Морта, агония окружающих - все это было невыносимо. Невыносимым было и его лицо, которое тускнело с каждой секундой, вбирая весь негатив в себя. Гарри перевел взгляд куда-то за Джинни и отскочил назад, как от пощёчины. Его зрачки расширились еще сильнее, а лицо исказила гримаса боли. Он развернулся и у