— Тебе никогда не хотелось летать? — спросила она.
Мы с мальчишками одновременно поняли, что затеяла дочь шейха, и разом закричали, но Акива повелительным жестом вскинула руку.
— Тихо! — рявкнула она. — Я мечтала об этом с тех пор, как отец впервые привел меня сюда. Держи крепче, муравей, — скинув ружье, она отмотала прочный тросик и протянула мне гарпун. — Я быстро вернусь…
— Не делай этого! — я схватил ее за руки. — Пожалуйста!
— Нет, сделаю, — возразила девочка. — И ты меня не остановишь.
Ее голос почти не дрожал. Оттолкнув меня, она трижды намотала тросик на запястье, покрепче стиснула ствол ружья и оглянулась.
— Я буду летать, — тихо сказала Акива. И прежде, чем мы успели помешать, с разбегу вскочила на перила и прыгнула в пропасть.
От ужаса у меня зашевелились волосы. Тело девочки камнем рухнуло в пустоту, навстречу тучам, мчавшимся под ногами. Она закричала. Трос стремительно разматывался, рывок — и Акива завертелась как флюгер, когда ружьё вырвало из ее рук. Мальчишки в панике бросились прочь.
Я смотрел, оцепенев от страха. Набрав огромную скорость, Акива замедлилась лишь тогда, когда ее тело уже казалось маленькой черной точкой. Точка стала расти, все быстрее и быстрее, послышался крик… Девочка промчалась мимо быстрее стрелы и рванулась в небо. Она дергалась и кричала, в панике размахивая руками.
Я оглянулся. Бедуинов и след простыл, лишь ламарги беззаботно жевали траву неподалеку. Несчастная Акива продолжала кричать, она падала. Свист воздуха — и она промчалась мимо, начав второе колебание. Ветер уже отнес ее довольно далеко в сторону.
Внезапно я сообразил, что до сих пор судорожно сжимаю в руках гарпун. Идея еще не успела оформиться, как я вскрикнул и принялся бешено выбирать трос, на другом конце которого раскачивалось ружье. Тем временем Акива третий раз промчалась мимо, амплитуда ее колебаний медленно уменьшалась.
— Раскинь руки! — крикнул я. — Парус! Как парус!
Не знаю, услышала она или ей самой пришла в голову та же мысль, но в этот раз, падая, она не кричала. Тело девочки промчалось мимо, я видел, как она пытается тормозить, раскинув руки и ноги в стороны. Напор воздуха вертел ее колесом.
Ружье со звоном задело Край мира, кусок приклада словно отрезали бритвой. Схватив оружие, я дико огляделся. За что привязать?! Поручни! Но тут я вспомнил, какое ускорение получила Акива при падении. Ружье в любом случае вырвет у меня из рук, и мы оба погибнем.
К чести своей должен сказать, что, несмотря на ужас, мысли бросить Акиву у меня даже не возникло. Несколько мгновений я колебался, пытаясь придумать другой способ, но ничего не придумывалось. Акива четвертый раз промчалась мимо.
Судорожно вздохнув, я зарядил ружье и повесил его за спину. Немного подумав, снял и намертво примотал к бедру, проткнув гарпуном ремень. А потом забрался на перила.
— Готовься! — закричал я. Акива уже летела обратно, скорость заметно уменьшилась, но ветер относил ее в сторону. Промедление означало гибель.
Сейчас я с трудом вспоминаю, что чувствовал в те мгновения. Наверно, шок вызвал частичную потерю памяти, хотя какая разница… Помню, что прыгнул так, как никогда в жизни не прыгал, вложив все силы, все, на что был способен. Акива мчалась навстречу, сейчас столкнёмся!
Нас выручил страх. Если бы мы оба не были на грани помешательства, и не вцепились бы друг в друга с силой двадцати стыковочных узлов, удар неизбежно разнес бы нас в стороны. И конец. Смерть обоим. Но мы с Акивой так сцепились, что некоторое время не могли дышать. Мир безумно вертелся, к горлу подступала тошнота.
— Сп… сп… спокойно… — прохрипел я, когда вновь сумел вдохнуть. — Спокойно…
— Я… я… не… — в глазах Акивы стояли слёзы. Покрепче прижав ее к груди, я постарался забыть, что мы падаем, и крикнул:
— Не б-бойся! Г-г-гарпун есть!
Она судорожно за меня цеплялась. Я сглотнул.
— Ждем, — сумел выдавить. — Скорость… должна упасть…
— Х-х-х-х… — продолжить она не сумела и лишь прижалась ко меня крепче, закрыв глаза. Я попытался оглянуться.
Судя по тому, что мир висел над головой, мы сейчас находились по другую его сторону, хотя это глупо, ведь скорее всего мы просто падали вверх тормашками. Прошло некоторое время, но я так и не сумел понять, где же наша сторона. Это едва не ввергло меня в панику.
К счастью, вскоре я отыскал ориентир: на нашей стороне были привязаны ламарги. Определить по ощущениям, когда мир был правильным, а когда перевернутым, оказалось совершенно невозможно; стоило нам пересечь плоскость Края, как «верх» превращался в «низ», и мы начинали падать в противоположную сторону. Лишь ветер дул всегда одинаково, унося нас дальше в мировое пространство.
— Акива, — сказал я, когда немного опомнился. Она тоже пришла в себя, безумие исчезло из глаз. — Слушай внимательно. У меня есть гарпун. Мы подождем, пока начнется следующее колебание, тогда я выстрелю в ламарга, зверь побежит прочь и втащит нас обратно.
— Д-д-дурак, — девочка дрожала. — Они же п-п-привязаны.
— Значит, оборвут веревку! — рявкнул я.
— Х-хорошо, — сразу согласилась Акива. — Ст-т-треляй.
Но это колебание нам пришлось пропустить, я не успел отодрать ружье с бедра. Акива судорожно за меня цеплялась.
— Т-т-олько не п-промахнись, — шепнула она, когда я прижал ружье к плечу.
Мы уже падали вверх. Неуловимый миг — Край промчался мимо, и я увидел ламаргов. Нас отнесло слишком далеко.
— Нет! — заорал я. Ружье выстрелило само, гарпун чиркнул по песку, задел перила и… зацепился острым шипом за поручень. Прежде, чем я это понял, Акива дико вскрикнула и что было силы дернула трос.
Упали мы довольно удачно, в траву, отделались синяками и царапинами. Долго лежали, не в силах двигаться. У меня тряслись руки, сердце бешено колотилось. Я слышал его панический стук.
Спустя некоторое время, Акива сумела сесть.
— Яхмес, — тихо позвала она. Сглотнув, я поднял голову.
— Да?
— Спасибо, — она смотрела мне в лицо. — Ты дурак, но спасибо…
Тут я не выдержал и расхохотался так, что из глаз полились слезы. Акива присоединилась, и мы катались в траве, у бездонной пропасти, дергаясь от смеха, и сердца наши бились с левой стороны, поскольку мы пересекли Край нечетное число раз.
Глава 7
В главном шатре царила полная тишина. Здесь находились предводители всех бедуинских племен, собравшихся у города колодников. Во главе высокого совета восседал шейх Аль-Карак. И тишина царила уже давно.
Наконец, густой голос шейха прервал молчание.
— То, что ты сделал, достойно лучшего из сынов свободного народа, — старик смотрел на меня. — Но ты не наш. Ты совершил подвиг, о которых поют дутарщики, но ты даже не мужчина. Родители героя, подобного тебе, стали бы патриархами племени, но ты не знаешь своих родителей. Ответь, Яхмес, как нам поступить?
Я пожал плечами.
— Не знаю.
— Мы тоже не знаем, — мрачно ответил шейх. — Я, как отец, по закону, должен отдать спасенную дочь тебе в жены.
— Это невозможно, — сказал я глухо.
Аль-Карак кивнул.
— Согласен. Но ты не просто спас мою дочь. Ты пошел ради нее на верную смерть. Только тот, кто истинно любит, способен на такое. Ответь, Яхмес: ты любишь мою дочь?
Я поднял голову и, внезапно, к собственному изумлению, ответил:
— Да.
— Он не мужчина! — крикнул другой старик. Шейх грозно нахмурился.
— Тихо! — Аль-Карак обвел собрание яростным взглядом. — Не позорьтесь в глазах чужака.
Старейшины потупили взоры. Аль-Карак тяжело вздохнул.
— Ты задал нам трудную задачу, Яхмес, — признался он. — И я не знаю, как быть.
— Пусть решает Акива, — ответил я коротко.
Шейх отпрянул.