- Их нет? - спросил священник, повернувшись к спутнику и не поднимаясь с колен.
- Нет. Сам же видишь!
Чему-то блаженно улыбнувшись, Евген встал с колен, поцеловал крест и снял с шеи епитрахиль.
- Теперь всё правильно сделано.
Вернувшись в долину, они снова попали под дождь. Вечерние сумерки обесцвечивали гряды пологих и тяжёлых гор. Темнело быстро. Вместе с наступающей темнотой росло в душе холодное чувство тревожного предчувствия. Фандер давно прошёл поворот дороги, когда мог свернуть к своему дому, но на всякий случай решил проводить священника до самого села. У мостка над бушующей рекой они остановились.
- И долго я их буду видеть? - спросил Евген.
- До сна, - коротко, но понятно ответил колдун.
- Почему ты не приходишь на службы? Храм открыт для всех.
- Сегодня я был у тебя, - прозвучал неопределённый ответ. - Приди я на службу, люди бы неправильно поняли тебя. Все знают, кто я такой.
- Говорят, что ты могущественный колдун.
- Много чего обо мне говорят.
- Обычно ничего хорошего.
- Это верно. Людские языки не щедры на доброту, а головы пусты на добрую память.
Фандер видел, что за этим пустым разговором священник прячет собственную неуверенность, но знал, Новак смелый человек и необходимо просто немного подождать.
- Ты предупреди людей в селе, чтобы уходили в горы, - заполняя ожидание, попросил он. - Я дам знать, когда можно будет вернуться.
- Зачем? - удивился священник.
- Ты предупреди. Скажи, что я просил. И ты, и они знаете, я ничего попусту говорить не буду.
- Какая-то опасность есть? Какая?
Ответа не последовало. Как можно было передать словами то, что дано почувствовать далеко не каждому?
- Скажи, колдун, - неуверенно начал Новак. - Ты, говорят, видишь судьбу всякого человека?
Фандер слабо кивнул.
- Я переживу войну? - спросил священник.
Даже сейчас, стоя в густых дождливых и туманных сумерках ранней ночи в горах, Фандер видел, как дрожит тень вокруг тела спутника. Она была уже на некотором расстоянии от своего обладателя. Она заметно отслаивалась от ещё живой оболочки, дрожала и искажалась.
- Нет.
Этот тихий, едва различимый за шумом бушующей в реке воды, уверенный ответ заставил Новака сильно вздрогнуть. Он тяжело вздохнул и огляделся по сторонам.
- Когда?
- Скоро.
- Ты можешь исправить это?
В этом вопросе неожиданно прозвучало больше мольбы, чем в той безмолвной молитве, которая была сотворена на далёкой лесной поляне в окружении внемлющих теней.
- Могу. Но ты не согласишься принести такую жертву.
- Почему? Что я должен сделать?
Ничего не тая, но коротко Фандер рассказал всё, что касалось одного из самых мощных заклятий. Разглашения тайны не боялся. Перед ним стоял ещё живой мертвец.
- Ты?! - воскликнул священник, хватая Фандера за плечи. - Ты это сделаешь? О, Господи мой Всевышний! Прости меня, слабого и грешного...
Он задрожал. Стоящий молча и неподвижно рядом с ним колдун чувствовал весь ужас, который липким и густым холодом наполнял каждую жилу в теле священника, ещё больше отталкивая тень.
- И ты это сделаешь?! - затряс его за плечи священник, потом оттолкнул и отвернулся.
- Это сделаешь ты, когда меня об этом попросишь, - тихо ответил ему Фандер.
- Нет, я тебя об этом просить не буду.
- Я знаю. Просто предупреди людей. Прощай.
Когда отец Евген привёл свои чувства в порядок и повернулся, чтобы ещё о чём-то спросить, но колдуна рядом уже не было. Где-то рядом грохотала и гремела на перекатах и порогах полноводная и свирепая Губничка. Дождливая темень плотно обступила дорогу, грозя сбросить одинокого путника с крутого берега в гремящую воду, но Евген уверенно пошёл к мосту, и дальше - по селу, чтобы выполнить срочное поручение колдуна, с которым ему пришлось за несколько лет не раз упокоевать погибших, которых война щедро разбрасывала не только на полях сражений, но и вдоль дорог. У него не было никаких поводов для недоверия колдуну. Он ни в чём не винил этого человека, планируя закончить свой последний день в молитвах и в одной из них обязательно попросить за Фандера. Идя по селу от хаты к хате, пугая своей просьбой сельчан, часто слыша в свой адрес сонную брань, остро, как никогда, чувствуя людские глупость и злобу, он думал, о чём же будет просить Бога. Прощения? Нет. Покоя? Нет. Долгих лет? Нет. Здоровья?..
Обойдя каждый двор, оповестив всех, он, наконец, вернулся в церковь.
Упав на колени перед алтарём, вскинув взор на скупо освещённый иконостас, он стал молить Бога о милости. Для всех.
К рассвету дождь только усилился. Тяжёлые дождевые струи разогнали вязкий ленивый туман, почти неделю неподвижным серым покрывалом лежавший на долине в межгорье. Дождевая вода многоголосым журчанием стекала с крыши, монотонно шумела в обвисших лапах застывшего и промокшего елового леса, окружающего, словно крепостными стенами, одиноко стоявшую усадьбу Фандера. Справивши необходимые дела по хозяйству, Иван под дождём набил мотыгой канавки по двору, давая сток лужам, которые от затяжного ненастья застоялись, стали зеленеть и неприятно пахнуть.