- Как вам будет угодно, герр бригаденфюрер, - поспешил ответить Фандер.
- К тому же, я не просто так здесь. Делать такой крюк по этой чёртовой горной дороге, бросать на марше преданные войска, опасаться обвинения в дезертирстве - слишком много проблем для того, чтобы далеко в горах разыскать беглого цыгана. Мне о вас рассказал мой командир, Дирлевангер. Помните его? Оскар очень хорошо отзывался о вас и вашем гостеприимстве. Считайте, что я приехал по его рекомендации.
Конечно, Фандер прекрасно помнил заносчивого, несдержанного Дирлевангера, который застрял у него с небольшим отрядом на три дня, когда дороги забило тяжёлыми снегами из-за бурана. Но Оскар, в отличие от своего надменного подчинённого, справедливо относился к хозяину небольшой усадьбы на окраине села с некоторой предупредительной осторожностью. Преступник, насильник и, по своей сути, отчаянный человек - он благоразумно предпочёл не испытывать свою судьбу, будучи в гостях у колдуна.
- Да, я хорошо помню господина Дирлевангера. При случае пожелайте ему скорейшего выздоровления и передайте ему моих гостинцев. Я подготовлю их к завтрашнему дню.
- О! Вы знаете, что он ранен? Я поражён вашей осведомлённостью, Иван! - в этот раз более искренне изумился Шмедес. - Вы так добры! Он безусловно оценит ваш поступок. Ему наверняка польстит, что некий дикий цыган в горах помнит о встрече с ним.
- Я стараюсь быть в курсе всего, что происходит с теми, кто обращался ко мне за помощью. Он благородный человек, - произнёс Фандер.
- Что?! - не выдержал бригаденфюрер. - Оскар - благородный человек? Да, вы шутите, Иван! Сын лавочника, бандит, разбойник, которого от петли палача не раз спасал сам рейхсфюрер СС! Он благороден? Вы в самом деле так думаете?
- У нас благородство принято оценивать не по происхождению, а по поступкам.
Шмедес утопил ухмылку в стакане с наливкой.
- Да-а, - протянул он, сделав глоток. - Как видно, вы очень мало знаете о поступках уважаемого Оскара Дирлевангера. Но это простительно для такой дикой страны и этих неуютных гор.
Шмедес задумался, ежесекундно прикладываясь к стакану со сладким напитком, делая маленькие глотки и не мигая глядя куда-то в глубину собственных воспоминаний или размышлений.
- Да! - спохватился он. - Вы не были бы так любезны, мой дорогой Иван, расположить моих людей на ночлег и накормить их домашней пищей.
- Да, я сделаю это. Думаю, что одной свиньи и пары овец будет вполне достаточно для их сытого ужина и запасов на дорогу. У меня есть овощи и травы. Из этого можно сделать прекрасные местные блюда.
- Спасибо, - отрешённо ответил Шмедес, снова погружаясь в размышления. - Солдаты будут рады, в первую очередь, сытости и сухой подстилке. Найдите Мельнера. Он выделит вам в помощь нескольких бойцов. И напомните ему, чтобы не забывал об охранении. Я ночью проверю посты. Кто будет спать - расстреляю на месте. Так и передайте ему.
- Это совершенно не нужно, герр группенфюрер, - тихо возразил Фандер. - Партизан нет. Последних дезертиров похоронили вчера. Из села сюда никто не придёт.
- Вы думаете? - повернул к нему голову Фриц. - Хорошо. Я, конечно, доверюсь вам - моим людям нужен хороший отдых. Тем более, что доверять вам я всё-таки вынужден. Но я не могу пойти против Устава. Так что - извините... Я поужинаю за вашим щедрым столом и расположусь здесь, - он указал на убранную постель. - Вас это не стеснит?
- Нисколько.
- Хорошо. Спасибо вам большое, Иван. А к делам - цели моего визита, я позволю себе вернуться завтра, когда отдохну. Постарайтесь не пропасть ночью. Завтра вы мне будете очень нужны.
Он замолчал и больше не реагировал ни на что, молча, механически ужиная и запивая еду крепким вином.
Фандер вышел во двор и сразу у порога столкнулся с мордой железного зверя...
Тяжёлый броневик, потрескивая остывающей под дождём бронёй, двигателем, стоял уткнувшись массивным бампером едва ли в двери дома. Сильно пахло удушливой гарью, разогретым железом, горячим маслом и бензином. Железный зверь замер в немой просьбе о помощи.
С рассвета утро нового дня выдалось тихим и туманным. Тяжёлая косматая марь медленно и бесшумно продиралась через тёмный малахитовый ельник, раздирая собственное рыхлое полотно о сучья и понурые ветви высоких деревьев, обволакивая липкой влагой вековые стволы, струилась по мёртвому бурелому. В онемевшем в рассветный час лесу шептала лишь вялая капель из дождевой воды, скопившейся на поникших еловых лапах и нехотя опадающей на мягкую подстилку из промокших, опавших иголок. Непогода на время отступила, и густой лес был непривычно тих в своей зыбкой надежде на летнее тепло и солнце.