Шмедес приказал остановить свой практичный и выносливый kЭbelwagen на скате дороги прямо перед мостом через гремящую Губничку, оставив возле себя в качестве охранения один из броневиков с двумя пулемётчиками и командиром взвода, штурмбанфюрером Мельнером. С этого места Зубицы были прекрасно видны, как на ладони, не смотря на густую и серую дождевую взвесь. Пулемётчики на броне, кроме прочего, перекрывали с юга все отступы из села. Остальная зондеркоманда, проскочив на полном ходу мостик, быстро рассредоточилась по селу, беря его в непроницаемое кольцо. Всякий попытавшийся выйти из него был бы моментально схвачен, а при малейшем намёке на сопротивление - безжалостно расстрелян на месте.
Когда услужливый водитель и, по традиционному совместительству трабант, предложил поднять брезентовый верх машины, чтобы укрыть своего командира от дождя, Шмедес вялым жестом руки в кожаной перчатке согласился и добавил:
- Спасибо, Курт. И налей мне вина.
Через залитое дождём лобовое стекло почти ничего не было видно, но то, что происходило в деревне внизу от дороги, Шмедес прекрасно знал, так как за войну не раз принимал участие в подобных операциях. Сейчас в посёлке хозяйничали солдаты охранного взвода - лучшие, самые опытные солдаты дивизии, которые превосходно знали свою работу. Оцепив поселение, они сейчас обыскивали хаты, вытаскивая под дождь всех, кого могли найти: стариков, детей, подростков, женщин. Мужчин, как правило, не было - всех здоровых и молодых забирала война. Солдаты дивизии набрались немалого и ценного опыта в борьбе с партизанами и бандами на оккупированных территориях. Их расторопностью, выучкой и мастерством можно было лишь любоваться не тратя сил на лишние на команды. Своих людей Шмедес искренне любил, как может любить командир своих преданных и опытных солдат, с которыми прошёл сотни смертельных преград и опасностей.
За ночь в натопленной хате Фандера, подбитая мехом шинель не успела просохнуть, и, кутаясь в неё, Шмедес с неудовольствием чувствовал, как холодная сырость быстро забирает тепло из его измотанного лишениями тела. Несколько глотков крепкого вишнёвого вина согрели его, укрепили дух и уверенность в необходимости происходящего. Он нисколько не переживал по поводу того, что проводимая ним акция не была санкционирована высшим командованием СС. Через несколько недель здесь будет Красная армия, которая после жестоких схваток с дивизией "Галиция", озверев от потерь и крови своих товарищей, поспешит свалить всё на украинских добровольцев. Кроме этого, в здешних краях немало позверствовали банды, партизаны и дезертиры. Кому досуг будет разбираться, куда делось население какой-то деревни, если не оставить свидетелей? Свою работу солдаты Дирлевангера знали тонко. На их опыт и мастерство можно было положиться также полностью, как и на молчание.
Самым большим домом в посёлке была местная полицейская комендатура. Подождав немного, допив предложенное Куртом вино, Шмедес велел водителю ехать к этому дому. Полицейскими там служили два брата. Старший молча вытянулся в струнку, когда в хату зашёл эсэсовский офицер, а младший попытался выйти во двор, но его не пустил Мельнер, просто и небрежно толкнув паренька обратно от дверей. На всякий случай опытный штурмбанфюрер забрал у дрожащих парней винтовки.
- Выведи их вон, - велел ему Шмедес, - и посторожи, пока я не закончу.
Оставшись один в пустой и грязной хате, он сразу приступил к тому, ради чего и была затеяна вся эта канитель. Сняв шинель и повесив её на один из простых гвоздей, что были вбиты в стену у входных дверей и служили в качестве вешалки, он первым делом затушил две закопчённые керосиновые лампы, чтобы с улицы, в сумерках помещения невозможно было разглядеть происходящего в доме. Затем пришлось сорвать со стен и бросить под ноги многочисленные листы с различными приказами, инструкциями и патриотическими плакатами, которыми заваливало полицейское управление своих подчинённых, проводя на местах политику Нового порядка.
Достав из кармана шинели свёрток с гвоздями, большой моток бечёвки и небольшой молоток сапожника, Шмедес, постоянно сверяясь для точности с рисунком и инструкцией, которую утром ему передал Фандер, забил на половину в стены в нужных местах гвозди, после бечёвкой соединил их. Получилось что-то вроде паутины на всех четырёх стенах.
Пришла очередь пола. Раскидав по углам пинками лавки, хлипкие стулья и шаткий стол, он освободил место для заключительного этапа инструкции. Правда, пришлось перед этим взяться за метлу, и, кривясь от переживаемого унижения и стыда, вымести затоптанный и заплёванный пол, иначе мел не хотел рисовать по накопившейся грязи. Не торопясь, старательно Фриц намалевал нечто отдалённо напоминающее пентаграмму, сдобрив её немалым количеством из странных знаков, которые чем-то напомнили ему руны, которые ему однажды довелось видеть во время посещения с Гиммлером Института рунического письма. Меловые линии каждого знака на полу должны были быть соединёнными с паутинами на стенах. Закончив с рисунками, Шмедес дважды проверил правильность исполнения, помня строгие наставления цыгана. В завершении он положил в центр комнаты переданные Фандером тонкие кованые металлические прутки. Назначения всех деталей и этапов проделанной работы он не знал, но в любом случае его больше интересовал конечный результат.