- Господи Иисусе! - прошептал он, тараща глаза на Максима.
- Извините, - ответил Григорьев.
- Господь с вами! Это мне следует извиняться...
Максим понял, что перед ним священник. Священнослужитель обошёл Максима и стал неторопливо спускаться по лестнице. На ходу он стянул свой красивый шарф, поцеловал его и стал аккуратно складывать, как какую-нибудь дорогую вещь, реликвию. Скоро его шаги стихли на нижних этажах, а Максим стоял и смотрел ему вслед, в сумрак, борясь с искушением догнать. Но что он мог предъявить этому человеку? Свою насторожённость ко всем священникам? Здесь, в хосписе, они были частыми гостями.
Стараясь себя вести как можно тише, он открыл дверь и вошёл в коридор хосписа, сразу направляясь к палате, где должен был находиться подследственный. Сидящая за столом поста медсестра молча проводила его безразличным взглядом. Максим приветствовал её кивком. Она не ответила.
Пучкин спал, сложив тонкие, костистые руки на груди. Поначалу, войдя в палату, в которой тускло горел ночник, Максим подумал, что подследственный мёртв. Через чуть прикрытые веки больного проглядывали белки ввалившихся неподвижных глаз. Угловатая челюсть на иссушенном болезнью лице отвисла, и из чёрной дыры широко открытого рта не было слышно даже звука дыхания. Василий лежал ровно и прямо, словно заранее был готов к тому, что должно было произойти с ним, и не хотел доставлять хлопот людям, которые будут готовить его к последнему пути.
На соседней койке зашевелился сосед. Он сел на кровати и, протянув руку, коснулся Григорьева, который намеревался проверить пульс у Пучкина. От этого неожиданного касания Максим испуганно вздрогнул. В сумраке палаты он не заметил ещё одного человека.
- Он спит. Ему сделали морфин, - пояснил сосед, изучая гостя единственным широко раскрытым глазом через толстую линзу очков. Второй глаз и ухо этого человека были залеплены промокшими марлевыми салфетками, прикреплёнными к бледной коже лица тонкими полосками пластыря. - Ему было очень больно. Сделали укол. Будет спать до завтра. Мучается человек. Слава богу, не долго ему...
- Я от его сына, - зачем-то пояснил Максим.
- Приходите завтра. Пораньше. Я скажу, и он будет ждать.
Достав из кармана телефон, Максим секунду подумал, затем открыл крышку и извлёк из аппарата SIM-карту. Телефон он протянул соседу Василия.
- Здесь я записал видео с Денисом. Умеете пользоваться?
- Как ни как - умираю в компьютерный век! - тихо произнёс сосед, принимая передачу. - Спасибо. Обязательно передам.
- Извините, - сказал Максим и, подумав, добавил. - И спокойной ночи.
- Всего доброго, - тихо ответил сосед, осторожно ложась на кровать.
У дверей палаты вышедшего Максима ждала та же медсестра. Она протянула ему конверт. Бросив на него взгляд, Максим без труда узнал конверт по печати на нём: крест с оливковым древом и мечом.
- Это вам просили передать?
- Кто?
Она развела руками.
- Не знаю. Положили на стол. Там подписано: следователю Григорьеву? Вы Григорьев? Вы сегодня уже приходили к Пучкину. Вы Григорьев?
Максим захлопал себя по карманам, лихорадочно ища телефон, потом оглянулся на палату...
- Дайте телефон, - вместо ответа попросил он женщину.
- Что? - не поняла она.
- Телефон! - требовательно воскликнул он, тут же досадуя на свою оплошность. - Быстро! Пожалуйста...
Девушка вялым, словно нарочно, движением достала свой телефон и протянула Григорьеву. Он схватил его жадно и стал быстро набирать номер Савченко, который ждал его в машине на проходной больницы.
- Виталий! Быстро! Мимо тебя сейчас пройдёт священник - задержи!..
Сунув в руку оторопевшей медсестре её телефон, он побежал к выходу из отделения.
За полминуты, запыхавшись, петляя в темноте больничного двора, он выбежал к ярко освещённой уличными фонарями проходной, и когда увидел, как за воротами стоят и мило о чём-то беседуют капитан Савченко и священник, перешёл на шаг, успокаивая дыхание.
- Старший лейтенант Григорьев, - представился он, предъявляя озадаченному священно служителю удостоверение. - Простите, это я попросил своего товарища задержать вас.