После досадного приключения Максим проехал почти три часа, забыв включить отопление в салоне своего lanos'а. Теперь озяб и был голоден. Всё это время его грел сгорающий в крови адреналин. Выйдя из машины и ощупывая поясницу, в которой при малейшем движении корпусом скреблась боль, он мысленно признался себе, что коллеги из "беркута" доставили ему немало неприятных минут. Да, что там! Он был напуган и растерян, и лишь благодаря бравадному отчаянию чувствовал к себе сейчас хоть какое-то уважение.
Придорожное кафе выбрал по простому принципу - то, что ближе к месту остановки и не прогадал. Чай здесь подавали отменный: листовой, заваренный прямо в чашке. Чистый, проветренный зал был пуст. У всех столиков, что стояли у стен и окон, рядом находились розетки электропитания, был доступ в Internet через шаровый Wi-Fi - всё-таки до столицы каких-то полчаса пути, и комфорт цивилизации потихоньку, но уверенно осваивал пригороды. Пришлось вернуться за ноутбуком к машине.
Максим переживал, что портативный компьютер не пережил "ласки" флибустьеров из полтавского "Беркута", когда все вещи из машины были выброшены в мёрзлую грязь обочины. Но переживал напрасно. Ноутбук работал исправно, хотя и был изрядно измазан грязью. Прежде, чем сесть за рапорта, он позвонил домой.
На звонок пустым и немым шипением ответил автоответчик. Ещё неделю назад автоответчик отвечал записанным голосом жены, вежливо уведомляя всех звонящих, что хозяев нет дома, но можно оставить сообщение. Уже в который раз за эти несколько дней он испытал по этому поводу горечь: все дни его командировки супруга не отвечала на телефонные звонки. Робот оператора мобильной связи резюмировал этот неприятный факт с такими оптимизмом и энергичностью в голосе, словно за каждого потерянного пользователя ему платили подключением к ещё одной розетке: "Абонент находится вне связи или у него отключён телефон". На работу жене также было звонить бесполезно. Роль законного мужа и частота звонков оказались абсолютно бессильными против солидарности сотрудниц пресс-службы Генеральной прокуратуры. Милые девичьи голоса с не меньшим постоянством, чем у операторского робота, отвечали: "Надечка Витальна сейчас занята", "Ой, она у начальства" или просто - "Надюша на выезде по срочным делам. Перезвоните позже". И это "позже" следовало понимать, как "никогда".
Сделав заказ у опрятного бармена-официанта, он поставил телефон на автодозвон и принялся за рапорта. По итогам командировки в Донецк необходимо было дописать для начальства подробный отчёт. Также следовало не оставлять без внимания выходку полтавского "Беркута".
На часах было начало десятого часа. В первый рабочий день недели, в это время в столицу было лучше не въезжать. Основные магистрали города как обычно скованы сплошными заторами, как вода в горных ледниках, с той лишь разницей, что последние двигались гораздо медленнее в своих руслах. До половины одиннадцатого утра оставалось вполне достаточно времени на доклады и плотный завтрак, что было несравненно лучше, чем бестолковое раздражение простаивания в "пробках" и пустой расход недешёвого бензина.
Засветив экран, лежащий рядом с ноутбуком телефон быстро набрал номер. Но вместо уже привычного шипения, вместо ответчика по громкой связи ответил строгий женский голос.
"Да? Максим?"
Григорьев даже растерялся, не ожидая, что дома кто-то снимет трубку.
- Надя! Это Максим! Да, Максим. Я пытался дозвониться тебе...
"Нет, Максим, это не Надя, - ровно и пресно ответили из дома.
Максим вздохнул одновременно от разочарования и облегчения. Голоса Нади и её матери был удивительно похожи. В течение последних дней он делал попытки дозвониться тёще и тестю, но они также не брали трубки. Его отношения с родителями жены как-то не заладились с самого начала, и эта сложность заключалась прежде всего в той демонстративной дистанции, которую упорно держали они с зятем. Сразу после свадьбы они мягко, но вместе с тем и требовательно попросили не называть их "мамой" и "папой". "Вся эта фамильярность не для образованных людей, которые своим трудом добились многого в этой жизни. Ребёнок у нас один. От всех остальных будет вполне достаточно того, что нас будут называть по имени-отчеству". Римма Михайловна вещала эти истины, как непреложные Законы Мироздания, а тесть лишь безучастно, но покорно кивал головой. Он прилежно держался своей узаконенной роли: соглашаться со всем, что проведут в его жизнь дочь и жена.