Несколько раз прокрутив по памяти сон, Иван Фандер открыл глаза. В стылых пасмурных сумерках, вливающихся через небольшие оконца из внешнего дождливого мира, он увидел вокруг своей кровати около двадцати теней. Лишь двенадцать из них стояли спокойно, едва заметно шевелясь, качаясь, как на волнах, и переливая в своих непрочных силуэтах жидкую темень. Эти двенадцать - тёмные, безмолвные, отдалённо напоминающие людей, терпеливо и спокойно ждали его воли. Остальные дёргались, извиваясь в своих чёрных саванах, в безуспешных попытках разорвать тонкую, но невероятную прочную оболочку, отделяющую их от настоящего мира. От каждого их движения на Фандера накатывала волна пережитого кем-то смертного ужаса, отчаяния и безысходности. Зачастую так вели себя тени тех, кто умер недавно и насильственной смертью.
Даже свои двенадцать теней редко, когда приходили все вместе, а если подобное случалось, это могло означать лишь одно - в скором будущем карпатского колдуна поджидала смертельная опасность. Недавний сон лишь намекал на неё, не неся прямого предупреждения. Иван смерти не боялся. Всякий раз вовремя предупреждённый, он старался вести себя крайне осмотрительно и осторожно. Опасность могла исходить только от людей, и иногда, получив предостережение, он торопился уйти в горы, на одну из своих тайных заимок, чтобы переждать опасное время.
То, что приснившееся чудовище не напало на его дом, не уничтожило его, было хорошим знаком. Опасность была - сильная, страшная и беспощадная, но именно от колдуна зависело, выпустит она железные когти, чтобы испробовать его крови, или он догадается о её желании и даст требуемое. Всё должно было случиться очень скоро. Не потому ли так близко от входа в дом застыла разжаренная морда железного монстра? Времени было мало и его необходимо было употребить с умом, готовясь к тому, чтобы избежать самой худшей развязки.
Там, за дождливой пеленой, в мире вокруг - всюду и везде, - шла война. Жестокая и беспощадная, и железных кровожадных чудовищ она плодила без меры - успевай только уворачиваться от их ненасытных пастей. И каждое из них, беспощадно убивая других, терзая и обескровливая души миллионов жертв, само страстно желало выжить... К колдуну оно могло прийти только за этим. Подготовиться следовало к тому, что не всякому из них высшими силами была предначертана долгая жизнь, а идти против высшей воли не всегда мог даже самый могущественный колдун. Кровавый голод часто заслонял разум чудовищ, и никакое самое полное объяснение не избавило бы Ивана от их мстительной безысходности.
Решительно сбросив с себя лоскутное ватное одеяло и легко подняв своё почти шестидесятилетнее тело, Иван сел на топчане, сразу же делая простое отводящее движение рукой. Тени, как по команде, разом отступили и стали быстро таять в сумерках хаты. Ещё до того момента, как они растворились в ничто, он успел тихо прочитать умиротворяющее заклятье, на время провожая всех мертвецов на край этого мира, закончив всё молитвой "Отче наш".
Лето в горах обычно редко дарило настоящие знойные дни. В этом году оно выдалось особенно дождливым. Недели непогоды пожаловали на погорье низкими плотными тучами и настоящим осенним холодом. Визит мертвецов окончательно выстудил хату. Во время чтения заклятья и молитвы, тихие ивановы слова срывались с губ тонкими облачками пара и таяли, растворяясь в стылом воздухе горенки.
Выйдя во двор в исподнем, колдун Фандер прошёл под дождём к сараю, где бросил чёрному коню Воронцу и овцам по большой охапке душистого сена, подсыпал зерна домашней птице и полугодовалой свинье. Дал животине воды.
Закончив с уходом за скотиной, он вышел из паркого и тёплого сарая обратно во двор, под дождь, где несколько раз облил себя дождевой водой из большой бочки, и, совершенно промокший, трясясь от холода, подхватил большую охапку дров из ровной поленницы, сложенной у стены дома, и вернулся в хату, где быстро разжёг огонь в печи и занялся уборкой: выскоблил большим, остро отточенным ножом стол, тщательно замёл и вымыл дощатый пол, перестелил везде - на лавках, сундуках и полу - рядна где на чистые, где на новые, припасённые к праздникам. Делал работу быстро и споро, чтобы тепло разгорячённого трудом тела, высушило промокшее на дожде нательное бельё.
Когда с работой по дому было закончено, одел защитного цвета штаны, обул добротные сапоги из воловьей кожи, подпоясался широким жёстким чересом, на всякий случай сунув за пояс безотказный длинноствольный walther и три обоймы с патронами к нему, сверху накинул расшитый чёрным узором по краям серый сердак, нахлобучил шляпу с обвисшими полями и, подхватив из угла у дверей в сенцы двуствольное ружьё с патронташем, вышел из уже натопленной хаты.