Покорно я… яд желчи изливал,
Указывал — и видел: я внимал,
И видел, как меня схоронит вскоре.
Зачем он, с палкой этой, здесь вдали
Покинут? Только чтоб сбивать с дороги
Тех странников, что до него дошли!
Как череп ухмылялся… вспомнят ли
Меня — среди оставшихся в пыли
Им посланных на гибель — слишком многих?
Он говорил — я должен повернуть
На ту дорогу, что, как всем известно,
Откроет к Темной Башне трудный путь…
Я понял поневоле: это — суть.
О гордости забыть и цепь замкнуть…
Конец — и прах, и нет надеждам места.
Я странствовал по тропам всей земли,
И в призрак обратился отсвет цели,
Искал — и годы под ноги легли…
Успеха нет, преграды столь же злы,
И осознанье горче, чем полынь,
И майским сном желанья отлетели.
Я — как больной, что смерти обречен,
Что жив, увы, последние мгновенья.
Уже с друзьями распрощался он,
Уже его не слышен жалкий стон…
(Свободой умиранья усыплен,
Одет далекой скорбью, словно тенью…)
«А есть ли место средь иных могил?»
«А кладбище, по счастью, недалеко?»
Обрядов грустных час уж избран был, —
А он еще живет, он слух открыл,
Пытается ответить, — нету сил!
И нет стыда у смертного порога.
Я — странник. Я страдал. Я видел зло,
Пророчества, оставшиеся ложью.
О, мой Отряд! Вас столько полегло!
Смерть — с каждым шагом, гибель — за углом,
Умолкли клятвы, как весенний гром…
Дорога к Темной Башне — бездорожье.
Тих, как само отчаянье, свернул
На путь, что указал уродец старый.
День ужасом кромешным промелькнул,
Тоской закат сквозь сумерки взглянул,
И луч кровавый отблеском сверкнул —
К равнине, полной лживого угара.
Но — к цели! Оказался вскоре я
На пустоши, бурьяна полной злого.
Смотрю назад — дорога и поля.
Здесь — мертвая бесплодная земля
До горизонта утомляет взгляд.
Идти вперед — нет для меня иного!
И я иду. Увы, мне никогда
Пейзаж столь безотрадный не встречался…
Цветов иль просто трав — нет и следа,
Лишь сорняков и терний череда,
Что землю захватила без стыда…
Здесь свежий лист бы чудом показался!
Уродство, безнадежность, нищета —
Печален сей удел земли несчастной.
Речет Природа: «Глянь, избывши страх,
Иль отвернись… вокруг — лишь пустота.
Покуда Суд Последний не настал,
Не проявлю ни малого участья!»
Кто опалил огнем чертополох,
Ко мне ростки последние тянувший?
Кто листья полевицы злобно сжег,
На медленную смерть ее обрек?
Казалось, тот, злодей — сам мрачный рок,
Что, забавляясь, губит все, что суще!
Уныло стебли тянутся сквозь грязь,
Как волосы сраженного чумою.
Земля — кроваво-слизистая мразь.
Здесь конь слепой стоит не шевелясь…
Откуда? Словно дьявол, веселясь,
Из адских бездн привел его с собою!
Он жив? О, нет! Он мертв уж сотни лет.
Пусты глазницы, ветер спутал гриву,
И плоть гниет, и обнажен скелет.
Уродств таких, я мнил когда-то, нет!
Он, верно, стал причиной многих бед,
Чтоб отомстили местью — столь глумливой!
Закрыв глаза, в себя я загляну…
Так перед боем кубок выпивают!
Я к светлым дням прошедшего взываю,
Чтоб будущее не влекло ко дну.
Подумай и сразись… я вспоминаю,
Я хмель былого радостно сглотну!
Зачем явился Катберта мне лик,
С улыбкою, что радостно светила?
Почти что въяве он во мгле возник,
И засмеялся звонко, как привык,
И обнял крепко на единый миг…
Но ночь печали друга поглотила!
Вот Джайлс, — и я отважней не встречал.
Не знал сомнений, страха и упрека,
Был беспощадней острого меча…
Но предал он — и руки палача
В позоре оборвали жизнь до срока.
И весь Отряд с презреньем промолчал!
Нет — я вернусь на свой ужасный путь.
Ушедшего тоска еще печальней!
Ни шороха, ни звука… не взглянуть.
Хоть мыши бы летучей здесь мелькнуть…
Отчаянье мою сдавило грудь —
Но… видно что-то на дороге дальней.
Из ниоткуда — узкая река.
Тиха и незаметна, как гадюка,
Почти бездвижна!.. В тине берега.
Здесь демоны — мне истина порукой —