— Этого хватит, чтобы позвонить в дом сэя Каллема?
— Да, — кивнул Эдди, — хватит, чтобы позвонить в Фэрбенкс, что на Аляске. Но все эти монетки ничем нам не помогут, если Каллем уже едет в Вермонт.
Одну сторону городской площади Бриджтона занимали аптечный магазин и пиццерия, противоположную — кинотеатр («Волшебный фонарь») и универмаг («Ренис»). Между кинотеатром и универмагом находился маленький скверик со скамейками и тремя телефонами-автоматами.
Эдди порылся в коробке с мелочью и выдал Роланду шесть долларов четвертаками.
— Я хочу, чтобы ты пошел туда, — он указал на аптечный магазин, — и купил мне пузырек с таблетками аспирина. Ты поймешь, что это он, когда увидишь?
— Астин. Да, я знаю, как он выглядит.
— Возьми самый маленький, какой только у них будет, потому что шесть баксов — деньги небольшие. Потом зайди в соседний дом. С вывеской «Пицца и сандвичи». Если у тебя останется не меньше шестнадцати момент, скажи, что ты хочешь hoagie.[15]
Роланд кивнул, но Эдди этим не удовлетворился:
— Хочу услышать, как ты произнесешь это слово.
— Hoggie.
— Hoagie.
— HOOG-gie.
— Ho… — Эдди замолчал. — Роланд, скажи-ка «poor boy».[16]
— Poor boy.
— Хорошо. Если у тебя останется не меньше шестнадцати четвертаков, попроси «poorboy».[17] Сможешь сказать «lots of mayo»?[18]
— Lots of mayo.
— Годится. Если останется меньше шестнадцати, попроси сандвич с салями и сыром. Сандвич — не бутер.
— Салами сандвич.
— Похоже. И ничего не говори без крайней на то необходимости.
Роланд кивнул. Он признавал правоту Эдди. Действительно, лучше не раскрывать рта. Людям достаточно одного взгляда, чтобы сразу понять, почувствовать в глубине сердца, что он не из этих мест. Они также интуитивно знали, что лучше уступить ему дорогу. Так что незачем усугублять их подозрительность.
Рука Роланда по привычке упала к левому бедру, когда он повернулся, чтобы вылезти из кабины, однако на этот раз нащупала пустоту: оба револьвера, завернутые в пояса-патронташи, лежали в багажнике «гэлакси» Каллема.
Но прежде чем он ступил на землю, Эдди схватил его за плечо. Стрелок повернулся, удивленно подняв брови. Выцветшие глаза уставились на друга.
— В нашем мире есть поговорка, Роланд… мы говорим, что кое-кто хватается за соломинки.
— И что это означает?
— Это самое, — устало ответил Эдди. — Чем мы сейчас занимаемся. Пожелай мне удачи, дружище.
Роланд кивнул.
— Ага, желаю. Нам обоим.
Начал отворачиваться, но Эдди вновь позвал его. На этот раз на лице Роланда отразилось легкое раздражение.
— Будь осторожен, переходя улицу. — Тут Эдди скопировал интонации Каллема. — Этих летних туристов здесь больше, чем блох на бродячей собаке. И ездят они не на лошадках.
— Не тяни со звонком, Эдди, — ответил Роланд, вылез из автомобиля и неспешно и уверенно пересек Главную улицу Бриджтона, размеренно, чуть раскачиваясь, как пересекал тысячи других Главных улиц в тысячах других маленьких городков.
Эдди проводил его взглядом, а потом направился к телефонам-автоматам. Нашел номер телефонной справочной и позвонил.
«Он не уехал», — уверенно заявил стрелок, говоря о Джоне Каллеме. Но почему? Потому что Каллем был последним шансом, только ему они могли и позвонить? Другими словами, их действия опять определяла эта чертова старая карга, ка Роланда из Гилеада.
После короткой паузы оператор телефонной справочной продиктовала ему номер Каллема. Эдди попытался его запомнить, он всегда хорошо запоминал числа, Генри иной раз даже называл его Маленьким Эйнштейном. Но на этот раз не решился полагаться на память. Что-то, похоже, произошло, то ли с его мыслительными процессами вообще (в это он не верил), то ли со способностью запоминать некоторые атрибуты культуры этого мира (вот с этим, пожалуй, он спорить бы не стал). Попросив повторить номер и записав его на пыльной стенке навеса над телефоном-автоматом, Эдди вдруг задался вопросом: а сможет ли он читать роман, сложатся ли для него движущиеся картинки на экране в фильм с единым сюжетом? Но разве это имело хоть какое-то значение? В «Волшебном фонаре», по соседству со сквериком, показывали «Звездные войны», и Эдди подумал: если он дойдет до конца жизненной тропы и ступит в пустошь, больше ни разу не взглянув на Люка Скайуокера или не услышав шумного дыхания Дарта Вейдера, он все равно ни о чем жалеть не будет.