- Постой-ка, вот с этого места и давай поподробнее. Не припомню, чтобы делился с тобой нашими планами. С чего ты взял, что мы идем всех убивать?
- Это еще одно правило этого места. Хозяин библиотеки видит цели посетителей. Это древняя магия, что когда-то привязала меня здесь.
- Тогда, в качестве бонуса, не расскажешь ли и нам о целях других посланников?
- Сомневаюсь, что тебе это поможет, ворон. Планы змеи мне не ведомы, цели лиса знаешь ты сам, а посланника кота я и вовсе не видел. Так как, ты готов получить обещанную награду?
- Глупый вопрос, Книгозмей. Давай уже, не тяни. Хотелось бы знать, во что мы все тут на самом деле вляпались с этой легендой.
На мгновение хранитель библиотеки закрыл глаза, приглушая магические светильники, что заново вспыхнули с гибелью Сферы. По полу потянулась густая дымка, принявшаяся вбирать в себя куски разбитого стекла и восстанавливая поврежденные части библиотеки.
Из инвентаря Харо появились несколько дюжин свечей – наверное, свыше двух сотен. Будто Книгозмей принес их сюда, собрав по всей библиотеке.
Выброшенные свечи не падали вниз, но медленно переворачивались и парили, занимая свое место вокруг нас пятерых, включая лиса. Горевшие до этого момента иные светильники погасли окончательно, и из-под слова силы Харо появился новый предмет.
Это было нечто длинное, струнное, со множеством настоечных колок. Длинный гриф со множеством струн, что были способны менять звучание, съезжая под пальцами музыканта. Ситар. Я много слышал про этот музыкальный инструмент народа чиффари, но видел его впервые.
- Раз с нами сиин, отдадим дань уважения вашей и моей культуре. Но начать свою историю я хочу с предупреждения. Не верьте оракулу Арахне. Знаешь ли ты истинную причину, почему твой магистр приказал тебе убить её?
Харо Книгозмей провел рукой по гладкой поверхности своего инструмента, пробежался пальцами по струнам, и ситар отозвался прекрасным, слегка дрожащим звуком, отозвавшимся на кристаллических телах застывших каменных дев.
Заиграла медленная и тревожная мелодия.
Что ты знаешь о регалиях этого мира, ворон? Регалия, или дополнительное прозвище, даруется великим отцом, как знак твоего влияния на судьбу мира. Вот ты, сиин. Не волнуйся, я вижу твои имена – это часть возможностей здешнего хранителя. Не знаю, как ты стал речным избранником, но вот Даритель – это результат бездумного использования силы Цвета.
Обратная сторона этих имен в том, что они связывают тебя с заключенной в них судьбой. Едва ли ты сможешь послать сейчас к демонам свою речную избранность или прекратить использовать магию Цвета. Теперь и то, и то с тобой навсегда, Лииндарк.
Некоторые, такие как вороний магистр, верят, что точно так же можно связать вымышленную судьбу с миром, заставив события пойти по нужному сценарию. Иными словами, сперва выдумать пророчество, распространить меж людей, и с каждым уверовавшим в нее, сделать ее на шаг ближе к реальности.
Я не знаю, так ли это. Но долг обязывает меня сказать об это, прежде чем я начну, ведь ты сам попросил меня высказывать все свои мысли об этом.
И помни, что окончание этой легенды даже мне неизвестно.
Легенда о пяти посланниках.
Настанет день великий, что будут проклинать живые вечно. Обещанный извечный ужас пробудится вновь. Не будет Мельхиору благодати. Ведь его жизнь – лишь мимолетный сон! Забудьте о покое, ибо скоро, проснется ото сна и утвердится, извечный враг всего живого во плоти.
Забыли ужас, боль и жуткие страданья, пять оскверненных памятью о гордости родов. Забыли страх они перед ужасным богом-монстром. Забыли все табу, отвергли предостережения, забыли о живых живые сны. Их сердцем овладел коварный демон, что звется одиночеством, проказою души.
Закрылись от разумных ловцы молний. Во тьме их вырожденный род забыл о чести. Годами силы сохраняя, они неслись к этому дню, надеясь, что посланник принесет им всем прощение судьбы.
Ушло пророчество, что должно было сохраниться, передаваясь в поколениях ассари. Их род подобно сора неспособен на прощение обиды, и по сей день несет топор против самой судьбы.
Зловещее пророчество хранит, неся сквозь тьму времен с собою тари. Сердцам кошачьего народа дано смотреть намного глубже в суть вещей. Отчаявшись и осквернив сомненьем душу, последний из котов предаст свой род, чтобы вернуть семью.
Затихли прежде шумные аманти. Их вой и рык исчез на сотни лет вперед. Но обличенный вечный сон однажды встает и исчезнет, подобно предрассветному туману, уснувшему в забвеньи до заката.