Разыгрывая потерю памяти, я сделала исключение только для событий в переулке, и рассказала, что Пит на меня напал, а Дон, наоборот, выступил в роли спасителя. Именно Пит вызвал полицейских, удрав подальше от опасного места и бросив меня на произвол судьбы, но в результате они задержали его — вместе с тринадцатью свежими швами — для дальнейшего расследования. Я простила его за то, как он подло себя тогда вел, но это вовсе не значило, что его поступки должны остаться безнаказанными.
Второй и третий дни я провела в больнице, расхаживая взад и вперед по коридору мимо палаты Дэниела, пока медсестры не убедили меня уйти.
— Иди домой, детка, — говорили они. — Отдохни немного. Мы позвоним тебе, если что-нибудь изменится.
Папины телефонные звонки наконец принесли плоды, и мы узнали, что случилось с Доном Муни. Его нашли на парковой скамье возле автобусной остановки в Манхэттене. В полиции нам сообщили, что его сердце просто перестало биться. У него не было при себе ни денег, ни паспорта, а внешний вид легко позволял принять его за бездомного бродягу. Поэтому за два дня до Рождества Дона похоронили в ящике из сосновых досок на кладбище для бедняков.
На пятый день я вернулась в больницу и провела там весь канун Рождества, стоя перед окном и молясь. Поздним вечером за мной приехал папа.
— Надвигается буря, — сказал он. — Твоя мать боится, как бы ты здесь не застряла.
Шестой день пришелся на Рождество. За исключением Джеймса, который весело давил пузырьки на упаковочной пленке и играл с серпантином, все пребывали в отнюдь не праздничном настроении. Родители подарили мне мобильный телефон. Папа вручил Джуду золотое кольцо с большим черным камнем.
— Его доставили только вчера вечером, — виновато сказал он. — Прости. Я пытался раздобыть его раньше… — Папа скомкал шар из оберточной бумаги. — Мне казалось, лучше подождать, пока оно не будет у меня… Прости, пожалуйста.
— Что это? — спросила Черити.
— Подарок на окончание школы, — сказала я.
Джуд смотрел перед собой стеклянным немигающим взглядом и молчал. За всю прошедшую неделю он не вымолвил и слова.
Тем же вечером зазвонил телефон. Я внимательно слушала медсестру в течение минуты. Под конец она сказала:
— Он ушел. Мы не смогли убедить его остаться…
Я бросила телефонную трубку, оставив ее качаться в воздухе, и убежала в свою комнату.
Ранним утром седьмого дня я проснулась за своим письменным столом с кистью в руке.
Дэниел оставил мне еще одну записку в коробке с деньгами. В ней он подробно описал, как смешивать льняное масло и лак с масляными красками. Я заснула, заканчивая портрет Джуда на рыбалке — часть моего портфолио.
Меня разбудил яркий свет, льющийся из окна. Я выглянула наружу сквозь жалюзи. Лучи предрассветной луны блестели на глубоком снегу, выпавшем ночью. Все выглядело совсем по-другому, чем несколько дней назад. Теперь увядшая лужайка, кучи палых листьев, соседские дома и ореховое дерево были целиком укрыты толстым слоем чистого, свежего, нетронутого снега. По улице еще не успели проехать машины, оставляя грязные следы на сверкающем совершенстве. Словно кто-то прошелся с кистью и закрасил весь мир белым цветом, превратив его в гигантский пустой холст.
И тут я увидела его. Прямо в мое окно смотрел крупный волк, казавшийся почти черным в тени орехового дерева.
— Дэниел? — выдохнула я, хотя знала, что этого не может быть. Я раздвинула жалюзи, но волка уже и след простыл.
Наверное, потом я снова задремала, потому что несколько часов спустя меня разбудили мамины крики. В конце концов нам с отцом удалось ее немного успокоить, и мама рассказала, что Джуд ночью покинул дом, оставив лишь свои успокоительные таблетки и записку на кухонном столе.
Мне нельзя оставаться. Я не знаю больше, кто я такой. Я должен уйти.
Но я знала, что на самом деле Джуд уже давно ушел от нас.
Мама сидела в гостиной почти без движения, с безразличным видом покачивая Крошку Джеймса, когда я тихо выскользнула из дома. Я точно знала, куда должна пойти, и обрадовалась, что она меня не остановила. Проехав не один десяток миль по свежерасчищенной дороге, я оставила машину немного поодаль от цели и медленно побрела к распахнутым воротам. Мужчина с серебристыми прядями в рыжих волосах приветливо кивнул, завидев меня.
— Радует, когда сюда приходят даже в такой день, как сегодня.
Я заставила себя улыбнуться и ответить на поздравление с Новым годом.
Прежние посетители успели протоптать узкую тропинку, но мне захотелось пройти по снегу. Раз за разом я погружала ноги в ледяной холод, оставляя следы на безупречной белизне. Под пальто у меня покоился деревянный футляр, надежно защищенный от вьюги и колючего ветра. Сев на каменную, скамью в мемориальном саду, я достала из футляра заветную книгу, открыла ее на последней странице, отмеченной закладкой, и вновь перечла письмо.
Саймону Сент-Муну.
Я нашел эти письма, запечатанные и адресованные Вашей жене, среди вещей ее брата после того, как он исчез. Последние два года я всюду носил их с собой, надеясь лично вручить их Катарине.
Известие о ее смерти опечалило меня. Очень жаль, что Ваш сын остался без матери в столь нежном возрасте. На мой взгляд, удивительно, что волк зашел так далеко в людское поселение, однако подобные нападения уже происходили в городах Амьен и Дижон, а также, что особенно необычно, в Венеции. Увы, от жестоких убийств пострадали все города, пославшие воинов в сей злополучный поход. Быть может, Господь сам карает наши грехи, коль скоро Папа римский не спешит выполнить свою угрозу и отлучить нас от Церкви.
Я не знаком с содержанием этих писем, поскольку из уважения не стал их вскрывать. Тем не менее я должен Вас предупредить, что Ваш шурин сошел с ума перед тем, как навеки скрыться в лесу, и письма могут свидетельствовать о помутнении его рассудка.
Вкупе с письмами мною был найден сей кинжал. Это ценная реликвия. Возможно, он перейдет по наследству маленькому Дони, когда тот достигнет совершеннолетия. Пусть хоть что-нибудь напоминает ему о дяде. Брат Гэбриел был хорошим человеком. Один из немногих, он высказывался против кровопролития, пока безумие не овладело им.
С наилучшими пожеланиями,брат Джонатан де Пен, рыцарь-тамплиер
Закрыв книгу, я прижала ее к груди. Катарина даже не подозревала, кто ее погубил. Она не знала, что убийцей был ее любимый брат. Я подошла к статуе, стоявшей передо мной. Это был высокий ангел, в чьих ногах сидел волк, полускрытый его одеждами. Я стряхнула снег с волчьей головы и ангельских крыльев.
— Это был ты, — сказала я ангелу. Это он помог Дэниелу, дав ему амулет из лунного камня, а позже послал кольцо для Джуда. — Ты написал эти письма. Ты — брат Гэбриел.
Я смотрела на него в упор, почти надеясь на ответ.
Минуло не одно столетие, а брат Гэбриел оставался жив.
Может, и Дэниел жил бы так же долго, если бы ничего не случилось?
Внезапно я почувствовала, что все потеряла. Дэниел и Джуд сбежали. Мама замкнулась в своем горе. Отец винит во всем себя. Даже Эйприл избегает меня, словно увиденноев приходе слишком ее напугало.
Я стянула перчатки и встала на колени в снегу, потом расстегнула карман пальто, достала маленького деревянного ангела, которого смастерил для меня Дон, и провела пальцем по грубо вырезанному лицу и словам, выцарапанным внизу фигурки: Дональд Сент-Мун.
Я представила себе, как Саймон Сент-Мун получает письма шурина и серебряный кинжал — возможно, спустя лишь несколько недель после гибели жены. Слишком поздно. Как он, должно быть, горевал, узнав, что Катарину убил родной брат, как гневался, понимая, что мог предотвратить беду, если бы письма дошли раньше. Вспомнила я и о сыне Катарины, Дони, которому пришлось расти без матери, встретившей такую ужасную смерть.