Блэк отрицательно покачал головой, отказываясь от угощений.
— Да, Джеймс говорил мне, что на этом настояла Лили, — кивнул Блэк.
— И что ты об этом думаешь? — глаза сверкали за стеклами очков.
Сириус медлил с ответом.
— Что с этого ничего не выйдет. Гарри особенный ребенок, — задумчивый взгляд. — Он напоминает меня в детстве. Такой же независимый и не любящий, чтобы ему что-то навязывали. Для него превыше всего свобода, на которую Лили посягает. И вопреки ее мыслям, это не сблизит их, а наоборот отдалит. Гарри замкнут и нелюдим, поэтому он не станет рассказывать свои секреты первому встречному.
Альбус довольно кивнул.
— Я рад, что ты так хорошо знаешь крестника. — Я сказал то же самое Лили, но она решила сделать по-своему.
Блэк кивнул. Лили была свойственна упертость.
— На самом деле это не так. С Гарри я общался всего несколько раз. Он не особо радостно идет на контакт. Но даже этого мне хватило, чтобы понять о том, что он похож на меня до того, как я поступил в Хогвартс и встретил Джеймса. Вы же знаете о моей семье и их заморочках насчет чистоты крови.
— К сожалению, многие чистокровные семьи до сих пор не хотят признать, что для развития им нужно вливание свежей крови. Блэки были одними из таких.
— Поэтому я сбежал с дома, стоило мне исполниться шестнадцать. Не смог терпеть их репрессии.
— Ты хочешь сказать, что Гарри поступит также, — это не было вопросом.
— Вероятнее всего. Уже сейчас видно, что ему некомфортно рядом с Лили. Она слишком… деятельная, — Блэку не нравилось наговаривать на друзей, но и молчать он не мог. Сохатый не слушал его слов, так может хоть директор услышит и поможет.
Дамблдор молчал некоторое время.
— А ты повзрослел, мой мальчик, очень повзрослел.
— Мы все повзрослели, — хмыкнул брюнет. — Прошло ведь больше десяти лет.
— Это так, — согласился старик. — Вот только по Лили с Джеймсом это не так заметно.
— В этом нет ничего удивительного. У Сохатого были хорошие родители, понимающие. Их куда больше волновали интересы сына, чем осуждение других чистокровных. Его не избивали за шалости до полусмерти и не заставляли заучивать наизусть талмуды по темной магии. А за неповиновение не запирали в подвале без еды на несколько дней. Ему не приходилось видеть, как твоя мать избивает до беспамятства беременную племянницу за то, что та влюбилась в магглорожденного. Не слышать каждый день о величии Темного лорда и не знать, что-либо ты падешь на колени перед этим существом, либо будешь изгнан из рода. Я прошел все это, поэтому смотрю на вещи реально. Я вижу то, что Джеймс никогда не сможет увидеть и понять.
— Умные слова, — согласился Альбус.
— И Лили, со всеми ее достоинствами — ей присуща наивность. Она пытается видеть во всем только хорошее, не замечая плохого. На мир она смотрит однобоко. Возможно это такой защитный механизм. А может все дело в том, что Лили выросла в другом мире. Многие вещи ей до сих пор не понять.
— Ты считаешь их плохими родителями?
Повисла пауза.
— У меня нет ответа на ваши слова. Я могу лишь сказать, что если бы не моя клятва, данная вам в тот злополучный вечер, я бы забрал своего крестника с дома Петуньи. Он заслужил знать правду. И сейчас заслуживает ее знать.
— Ты же знаешь, что у нас не было иного выбора. И сейчас мы не можем свалить на него такой груз. Это непосильная ноша для одиннадцатилетнего ребенка.
— Знаю, но это ничего не меняет.
— Ты имеешь право злиться на меня, Сириус, — грустный голос. — И требовать с меня извинений.
— Нет, — решительно заявил Блэк. — Единственный, у кого вы должны просить прощения — это маленький мальчик, который прожил одиннадцать лет, считая себя сиротой. Он больше всего пострадал от вашего выбора.
— Мальчик мой, я хотел, как лучше.
— Я же и не говорю, что вы хотели причинить вред. Просто благо бывает разным. И за благо для одних, другим приходиться платить. Я вас не обвиняю, господин директор. Кому как не мне знать, что порою цена ошибки бывает слишком высока.
Альбус склонил голову, признавая правоту младшего волшебника.
— Мальчик мой, я позвал тебя для того чтобы ты присмотрел за Гарри. Сейчас он находится в доме Петуньи.
— Правда? — удивился Блэк.
— Да. Лили позволила ему остаться.
— И магглы согласились?
— А должны были воспротивиться?
— С моих наблюдений за крестником я смог понять — он не был близок со своими родственниками. Их отношения оставались холодными, если не хуже. Ведь вы сами должны были заметить, насколько Гарри нелюдим и замкнут. Такими не вырастают дети, которые имели счастливое детство.
— Я могу лишь предполагать, что все это влияние частицы души Волан-де-Морта?
— Возможно. Вот только чтобы Тьма пустила свои корни в невинной душе, должны быть соблюдены условности. Кто бы, что не говорил, а магия Поттеров нейтральна, несмотря на родство с Певереллами. А Гарри Поттер темный волшебник. Вы ведь чувствуете, что в нем проснулся дар его дальнего предка.
— К сожалению, — грустный голос. — Об Игнотусе Певерелле ходили многие легенды.
— Но все они сводились к тому, что он являлся некромантом. Ведь только некромант смог бы обхитрить Смерть столько раз.
— Я хочу, чтобы Гарри стал моим учеником. Так я спасу его от пробуждения дара. Мой Свет уравняет его Тьму.
— Но он не хочет соглашаться, — не спрашивал, а утверждал Блэк.
— Это так.
— В этом нет ничего удивительного. Гарри не доверяет вам. Он вообще никому не доверяет. И не забывайте директор, что мой крестник — слизеринец, а не гриффиндорец. И что вы намерены делать дальше?
— Я связался с Николя. Он согласился взять Гарри в ученики.
— Фламель? — удивился Сириус.
— Да.
***
Вернувшись на Гриммо, Сириус не смог сдержать смех, чем напугал домовика, который ворчал «о мерзком хозяине и бедной хозяюшке». Встреча с Гарри прошла незабываемо и Блэку пришлось торопливо уносить ноги, чтобы не стать любимой домашней зверушкой для кузена крестника. А все так хорошо начиналось. Он считал идеальной идеей следить за мальчиком в образе пса. Никто не заподозрит в черной собаке шпиона. Можно без опаски подсматривать в окна и веселиться. Но не тут-то было… Мало того, что какая-то девчонка пыталась завязать ему бантики, так вся улица провоняла кинзлами. А в придачу, его собрались протравить от блох и… Мерлин, стерилизовать. Это же немыслимо. Блэк долго смеялся, повалившись на пол и лаял словно собака.
— Бродяга, что с тобой? — прозвучал рядом удивленный голоса Джеймса.
— Сохатый, я обожаю твоего сына, — вновь засмеялся мужчина.
— Какого именно?
— Гарри. Ты представляешь, он предложил меня стерилизовать, — и вновь смех. — Я не удивлюсь, если в следующий раз, он решит, посадить меня на цепь.
— Ты был у магглов?
— Ага.
— И как? Магглы нормально обращаются с ним?
— Вполне.
Повисла пауза.
— Джеймс, а почему ты не расскажешь Гарри всю правду? Я понимаю Лили с ее моральными принципами, но ты… Разве тебе самому не хочется, чтобы твой сын знал правду и перестал тебя ненавидеть? Узнав обо всем, он бы понял мотивы вашего поступка и со временем простил. А так вся эта ложь и недомолвки… Уверен, мальчик считает, что вы отдали его, поскольку он был ненужным ребенком. Представь, каково ему каждый раз смотреть на сестру с братом и думать, о том, что его бросили. Видеть и понимать, что, и он мог расти с ними. Может ты не видишь этого, но Гарри больно. Он страдает, но не показывает этого. Прячется за маской, играет роль. Крестник демонстрирует, что ему все равно. Что плевать на тебя, на Лили и на всех остальных. Но это лишь ширма, скрывающая его истинные чувства.
— Бродяга, ты не понимаешь… Я дал слово Лили.
И тут Сириуса прорвало.
— О нет, я прекрасно все понимаю. Понимаю, что Гарри иной. Ты не видел, как он рос, не слышал, как назвал тебя впервые «папа» и множество других вещей. Тебя не было в его жизни до одиннадцати лет. И сейчас между вами пропасть. Вы не знаете друг друга, да и не хотите узнать. Ты и Лили навязываете Гарри ту манеру поведения, что была в вашей семье, даже не спросив, нравится ли это ему. Я все это время молчал, надеясь, что ты одумаешься, но этого не произошло. Ты не послушал меня в прошлый раз и не слушаешь сейчас. А я был прав, говоря, что ребенок должен расти с родителями и плевать что внутри него есть частица Темного лорда. Это не делает его плохим, злым или монстром. Мерлин, он был лишь маленьким мальчиком, — Блэк распалялся все сильнее. — Но нет, ты послушал Дамблдора. Но ведь директор не бог. Он тоже может ошибаться, как любой другой человек. И вот сейчас ты вновь допускаешь ту же ошибку.