Та задумчиво закачала головой, немного помолчала, потом всплеснула руками и произнесла:
— А пойми их сегодня, чего им в мире не живется. Постоянно собачутся, ругаются, словно без этого и нельзя вовсе.
— Кто с кем больше?
— Ругается?
Я кивнула.
— Ну, Маринка с Лилькой по мелочам друг к другу цепляются, на мать огрызаются. Меня вот, — бабка слезно всхлипнула и утерла так и не появившуюся слезу, — заели совсем, окаянные. А она все: переходный возраст, переходный возраст. Границы он уже все перешел, этот возраст переходный, вот что я скажу. Дозволили им шибко много, теперь вот урожай пожинают.
— А почему девочки не любят мать? — выждав, пока старушка выговорится, снова спросила я.
— А за что ж им ее любить? — спокойно спросила старушка. — В детстве порола частенько, кого за отметки, кого за поведение. Да и потом спуску не давала, это теперь вот расслабилась некстати, а они и рады. Элла-то, она строгая мать, но все верно делает. Раньше даже со мной советовалась, а потом… Да у всех такие проблемы, наверное, вон во дворе послушаешь и понимаешь, не мы одни такие.
— И все же, на ваш взгляд, девочки мать просто боятся или же за что-то ненавидят?
— Злятся девки на нее за то, что ограничивает во всем, вырваться они хотят, таково мое мнение, — уверенно заявила старушка. — Им же воли охота, а то, что воля эта опасна, разве ж они думают.
— А между собой почему же они не ладят: вроде разница в возрасте небольшая, общий нтерес опять же — вырваться из-под родительского крыла?
— Да это все из-за Артема. Лилька его с детства недолюбливает, потому как вечно он ее закладывал, матери сдавал. Она ж тогда больше с мальчишками водилась, ну, и он среди них, естественно, был — видел все. Она его потом в школе лупила, а Маринка защищала. Так вот до сих пор никак и не угомонятся, паршивцы.
— А вы не могли бы сейчас Артема позвать, я с ним попробую побеседовать. Коль он так дружен с Мариной, он не может не знать ее тайн.
Безмолвно согласившись, старушка вперевалочку зашагала к одной из дверей, а дойдя, несколько раз ударила по ней костяшками пальцев, произнеся:
— Тема! Выдь-ка из своей норы. Гости к тебе!
Артем, из комнаты которого доносилась музыка, как ни странно, бабушку все же услышал, и вскоре его лохматая голова и наивная рожица нарисовались в дверном проеме.
— А, вы опять! — разочарованно протянул он, рассмотрев гостя. — Чего хотите?
— Поговорить. В прошлый раз настроение у всех что-то не очень выдалось, и мне показалось, что ты не был со мной откровенен.
Артем криво усмехнулся, мол, ишь чего захотела. Я же быстро достигла границ его комнаты и, раскрыв дверь шире, вошла внутрь. Парнишка небрежно сунул руки в карманы своих широких штанов, едва не утонув в них по локоть. Ссутулившись, он стал ждать, что я скажу дальше. Я не спешила набрасываться с вопросами, прежде окинув взглядом комнату. Спальня молодого человека была небольшой, на стенах — плакаты и постеры различных музыкальных групп, киноактеров и просто известных людей. На стенном ковре висела гитара, огромный центр занимал собой весь стол. Кое-какая одежда, скомканная в кучу, торчала из неплотно задвинутого ящика шкафа, а подоконник выполнял роль полки для книг.
— А у тебя тут мило! — заметила я. — Увлекаешься музыкой?
— Ну, есть немного, — скромно признался парнишка.
— И какой, если не секрет?
— А какой тут может быть секрет: «Арию» люблю, «БИ-2», Линда меня тоже прикалывает. Да я вообще человек разносторонний.
— А твоей сестре что нравится?
— Которой?
— Ну, а ты про обеих все знаешь? — выдала я вопрос с подковыркой.
Артем неопределенно передернул плечами:
— Ну не так чтобы все, но они же сестры. Лилька, к примеру, от «Тимоти» тащится. А Марине больше «Виагра» нравится.
— В прошлый раз мне показалось, что ты не в очень хороших отношениях со старшей сестрой. Почему?
— А, — Артем отмахнулся и, упав на кровать, закинул обе руки за голову. — Старая история. Она считает меня ябедой и мудаком, — он слегка покраснел. — Мы с ней немного разные.
— А с Мариной, значит, похожи.
— Ну, постольку-поскольку. Она просто добрее, и, как Лилька, себя никогда не вела.
— Она тебе доверяет?
— Наверное. Мы много общаемся, когда дома.
— Скажи, а как же так вышло, что ты не знаешь, кто отец ее ребенка?
Мне показалось, что у парня прямо на языке вертелись слова: «А кто сказал, что я не знаю?» — но вслух он произнес:
— Она знает, что я слишком мягкий, возможно, побоялась, что скажу матери.
— А кто из сестер забеременел первой? — снова спросила я.
— Марина. Она уже на третьем, хотя у нее и не видно, а Лилька пока на первом, но уже кичится этим.
— Как мать узнала об этом? Они сами сказали?
— Нет, позвонили из поликлиники. Они же обе несовершеннолетние, вот их и выдали.
Я задумчиво побродила по комнате, некоторое время помолчав. Потом присела на стул и, закинув ногу на ногу, спросила:
— А мне вот интересно: раз ты так не любишь Лилю, как и она тебя, почему не расскажешь родителям, кто ее парень? Боишься опять от нее получить?
— Да ничего я не боюсь, — вскочил с кровати Артем. — Просто не знаю я. Я за ней не следил и, с кем она водилась, не знаю.
— А с кем Марина водилась, знаешь? Вы же наверняка в одной компании тусовались.
— Вот пристали, — недовольно пробурчал парень. — Сказал же уже, что не в курсе я. Кто их, девчонок, разберет: они то с одним, то с другим ходят.
Я с трудом удерживала себя от того, чтобы не надавать парню хороших оплеух. Он наверняка что-то хоть про одну из них знал, но по какой-то причине говорить отказывался. А ударить его я не могла, все же сын заказчицы — не положено. Пришлось умерить свой пыл и продолжить расспрос:
— Зачем они это сделали? Они хотели отомстить матери?
— За что? — удивленно уставился на меня Артем.
— Ну, ты с ними живешь, не я — должен знать.
— Ну вы выдумали, — взъерошил волосы он. — Что им, делать больше нечего? Случайно у Маринки получилось, не намеренно.
— А говоришь, что ничего не знаешь, — поймала его на слове я. — Откуда тогда такая убежденность?
— Она сама сказала.
— И только это?
— Да, только это. Просила помочь ей с ребенком. Я согласился. А про Лильку я вообще ничего не знаю.
— Очень жаль! — разочарованно вздохнула я. — А мне казалось, что мы сможем найти общий язык. Ведь все равно это станет известно, так почему бы сразу не расставить все точки над «i»?
— А вы у них об этом спросите. Захотят — расставят.
— Молодежь… Вы вредите сами себе. Дети — это ведь не шутка. И кем бы ни был отец, он просто обязан нести за малыша ответственность наравне с его матерью.
Артем хмуро смотрел в пол, то и дело ерошил волосы: ему не терпелось поскорее закончить эту неприятную беседу и выставить меня вон. Делиться тайнами он не намеревался, да и в себе уверен не был, потому что боялся ляпнуть еще что-то лишнее. Я не стала больше терроризировать его психику, понимая, что он все равно будет играть на стороне сестер и, как бы я ни давила, не скажет. В крайнем случае я добьюсь лишь того, что он на меня разозлится, и больше уже я не смогу вызвать его на доверительный разговор.
Прежде чем покинуть комнату, я напоследок сказала:
— Ты еще раз подумай, пожалей родителей. Им и без того тяжело содержать вас троих, а вместо помощи вы еще им проблем добавляете. К тому же я боюсь, как бы твои сестры не натворили бед, которые будет еще сложнее исправить, нежели сейчас. Но ты можешь им помочь.
— Я же сказал… — завелся было вновь Артем, но я не дала ему закончить, перебив:
— Я прошу только подумать. Надумаешь, скажи мне, а я уже побеседую с их парнями — возможно, они и изменят свою позицию в отношении детей и захотят открыто заявить о том, что они их отцы. Чего не бывает.