Между двумя трещинами тёмного тумана оказалась Атани, работавшая на отдельном столе в углу мастерской. Она стояла приоткрыв рот и застыв в шоке. Она была практично одета для работы в мастерской: лёгкие брюки и тонкая льняная рубашка.
Помещение наполнилось ужасным шумом — пони сразу поняли, что происходит. Они выкрикивали приказы или просто вопили в панике. Они суетились, роняли инструменты и опрокидывали свои проекты.
Атани не кричала и не звала на помощь, а значит, никто, кроме всадника, не заметил, в какой она опасности. Если демонстрация Кирдана хоть чего-то стоила, то, по его предположению, вся мастерская должна была превратиться в море огня и едкого тумана меньше чем через минуту. Времени не оставалось…
Всадник быстро оглядел разбросанные на ближайшем столе проекты, ища что-нибудь, что сможет хоть как-то помочь, но не было ничего: кучка обломков базальта, мотки медной проволоки, неоконченная стеклянная полусфера, которая, возможно, должна была стать очередной игрушкой Кирдана.
И тут Даеан понял, что ему делать. Он схватил полусферу и ударил её о базальт. Она разбилась, и в копыте у него остался тонкий кривой осколок стекла длиной примерно в шесть сантиметров. Магией схватил со стола свой плащ и шагнул к вытяжке.
Прижав копыто к острию осколка, он ощутил неприятное давление и резкую боль. Пошла кровь, всадник мазнул по стеклу и произнёс заклинание. Потом, встав перед оросителем, бросил осколок на пол и наступил на него, раскрошив копытом. Его пронзил холод, какого он никогда не испытывал прежде. Не простой холод, который ощущают в зимний день кожа и конечности — он поразил его тело, как удар грома. Даеан прочувствовал его языком, лёгкими и печенью.
Жеребенок получил, что хотел. Стекло двойной закалки треснуло на тысячи кусочков и взорвалось — всадник еле успел закрыть глаза. Две тысячи литров воды ударили его, как огромный кулак, отбросив на шаг и промочив до костей. Но он уже бежал, петляя между столами.
Хоть он и был проворен, но этого было явно недостаточно. В углу полыхнуло ослепительно алым: туман начал розоветь, испуская странные угловатые язычки ярко-красного пламени. Огонь согреет остальной деготь, заставит его кипеть быстрее.
Пока всадник бежал, огонь растекался, следуя двум дорожкам, которые костедеготь проложил к желобам. Пламя разгоралось с пугающей яростью, вздымая две завесы огня, отрезающие дальний угол мастерской. Огонь был высотой уже почти с жеребёнка и рос дальше.
Атани выбралась из-за верстака и ринулась вдоль стены к стоку в полу. Деготь стекал через решётку, и около стены оставалась дорожка, свободная от огня и тумана. Атани была уже готова пробежать там, когда над решёткой вскипел тёмный туман. Атани испуганно взвизгнула и отпрянула. Туман горел и поглощал всё бурлящим озером огня.
Наконец Даеан обежал последний стол. Не замедляя шага задержал дыхание и перепрыгнул через туман, не давая ужасному разъедающему пару коснуться его ног. Копытами и лицом он почувствовал мощную вспышку жара, но мокрая одежда спасла его от ожогов.
Глаза его были закрыты, и он неловко приземлился, ударившись щиколоткой о каменную крышку стола. Не обратив на это внимания, он бросился к Атани. Она отступала от огня к дальней стене мастерской и смотрела на всадника, приподняв копыта, как для защиты.
— Опусти копыта! — заорал он, подбегая к ней и разворачивая мокрый плащ. Неизвестно, услышала ли она его за рёвом пламени, но точно поняла: опустила копыта и шагнула в плащ.
Пробегая оставшееся между ними расстояние, мальчик оглянулся и увидел, что огонь растёт быстрее, чем ожидал. Туман льнул к полу на высоте щиколотки, чёрный, как деготь. Пламя стояло так высоко, что он не видел другой стороны и совершенно не представлял, насколько успела расшириться огненная стена.
Перед тем как Атани нырнула в плащ, Даеан поднял его повыше, чтобы полностью закрыть ей голову.
— Я тебя перенесу, — крикнул он, заворачивая её в плащ. — Обожжёшь копыта, если попробуешь перейти.
Она что-то ответила, но складки мокрой ткани поглотили слова, из-за чего он не расслышал их за гулом огня.
Он подхватил Атани, неся не перед собой, как прекрасный принц из какой-нибудь сказки, а перебросив через плечо, будто мешок с картошкой. Крепко прижав её бедра к своей груди, он бросился к огню. Жар накатил волной, и он протянул вперёд свободное копыто, защищая лицо и молясь, чтобы влага на штанах спасла его ноги и от жуткой едкости костедегтя.
Перед тем как прыгнуть в огонь, он глубоко вдохнул, но воздух оказался едким и колючим. Он закашлялся и ещё раз вдохнул полной грудью горящий воздух, входя в стену огня. Его щиколотки охватил резкий холод тумана, а вокруг был огонь, и всадник бежал, снова и снова вдыхая ужасный воздух. У него закружилась голова, во рту стоял аммиачный привкус. Какая-то отдельная рациональная часть его подумала: «Конечно, потому он и летучий».
Удар послышался всаднику, когда он уже терял сознание, но голос, который он услышал, успокоил его.
— Даеан, держись! — Дракониха схватила его и попутчицу и вылетела из артной.
Когда жеребёнок очнулся, ему первым делом пришло на ум совсем не то, что вы могли бы ожидать. Но вы вряд ли сильно удивитесь, если, конечно, сами когда-то были молоды.
— Сколько времени? — лихорадочно спросил он.
— Двенадцать часов дня, — ответил женский голос. — Не пытайся встать.
Он упал на кровать. Глубоко несчастный, с кислой тяжестью в желудке, он огляделся. Отчётливый антисептический запах в воздухе сообщил ему, что он в больнице. Кровать тоже говорила об этом: достаточно удобная, чтобы спать, но не настолько, чтобы валяться.
Всадник повернул голову и увидел знакомые, удивительно яркие зелёные глаза в обрамлении коротких светлых волос.
— А-а. — Он расслабленно откинулся на подушку. — Привет, София.
София стояла около одной из высоких конторок, ограничивавших комнату. Классические тёмные цвета одежды работников медики делали её бледное лицо ещё белее.
— Привет, Даеан, — ответила она, продолжая писать свой отчёт о лечении.
— Я слышал, ты наконец добралась до студентов, — сказал он. — Поздравляю. Ты давно того заслуживала, все знают. — Софья подняла взгляд, ее губы изогнулись в легкой улыбке.
— Похоже, жар не повредил позолоте твоего языка. — Она отложила перо. — Как чувствует себя остальное?
— Копыта хорошо, только онемели, поэтому я предполагаю, что обжёгся, но вы уже что-то с этим сделали. — Приподнял простыню, заглянул под неё и аккуратно подоткнул обратно. Его вдруг охватила паника: — Атани в порядке? — София серьёзно кивнула и подошла ближе к кровати.
— У неё пара синяков — ты её уронил — и немного опалены щиколотки. Но она в лучшей форме, чем ты.
— А как остальные из артной?
— На удивление хорошо, если учитывать все обстоятельства. Несколько ожогов, обычных и химических. Один случай отравления металлом, но не сильного. Обычно при пожарах главная проблема — дым, но то, что горело сегодня, похоже, вообще не дымило.
— Оно давало что-то типа аммиачного дыма. — Он сделал глубокий вдох, проверяя лёгкие, и с облегчением сказал: — Но мои лёгкие, кажется, не обожжены. Я вдохнул всего раза три, пока проходил.
Раздался стук, и в дверь просунулась голова Хувза.
— Ты тут как?
— В основном хорошо, — сказал он.
За Хувсом вошла Сапфира, явно нервничая.
— Ты уже совсем не такой бледный, как раньше, — сказал он. — Полагаю, это добрый знак.
— Ноги у него ещё поболят, но необратимых повреждений нет, — сказала Софья.
— Я принёс чистую одежду, — жизнерадостно сообщил Хувз. — Та, в которой ты был, сгорела.
— Надеюсь, ты выбрал что-нибудь подходящее из моего обширного гардероба? — сухо поинтересовался он, чтобы скрыть смущение. Хувз отмахнулся от его комментария.