Парализованные, калеки, кататоники, припадочные — Трапис заботился обо всех с равным и бесконечным терпением. Он давал детям всю помощь, какую мог дать, и немного еды, если появлялся излишек. Чтобы отработать эту пищу, они носили воду, драили пол, бегали по разным поручениям и укачивали плачущих младенцев. Они делали все, что Трапис просил, и, если не было еды, они всегда могли получить глоток воды и усталую улыбку того, кто видел в них личности, а не животных в обносках.
Арон часто забегал к нему в подвал в те первые несколько месяцев, но со временем стал приходить все реже и реже. Трапис и Тани были прекрасными компаньонами: никто из них не испытывал потребности много говорить, и это подходило пегасу как нельзя лучше. Но другие уличные дети его страшно нервировали, поэтому он приходил не часто — только когда отчаянно нуждался в помощи или у него было чем поделиться.
Хотя он редко бывал там, приятно было знать, что в городе есть место, где его не станут пинать, гонять или оплевывать. Даже в одиночестве на крышах его грело знание, что есть Трапис и его подвал. Это было почти как дом, куда можно вернуться. Почти.
Арон многое узнал в те первые месяцы в Сталлионграде.
Узнал, какие трактиры и рестораны выбрасывают приличную еду и какой должна быть тухлятина, чтобы не заболеть от нее. Он научился прятаться и нашел себе потайное местечко на старой дубильне, где три крыши сходились вместе, создавая убежище от дождя и ветра.
Арон узнал, что Сталлионград огромен. Этого нельзя постичь, пока не увидишь своими глазами. Тут как с океаном: можно рассказать о воде и волнах, но вы не получите даже отдаленного представления о нем, оставаясь на берегу. Невозможно понять океан, пока не окажешься посреди него: со всех сторон ничего, кроме океана, простирающегося в бесконечную даль. Только тогда осознаешь, как мал и ничтожен ты сам.
Сталлионград огромен еще и потому, что разделен на тысячу маленьких кусочков, у каждого из которых свои особенности. Здесь есть Низы, площадь Гуртовщиков, Стиральня, Средний город, Сальники, Дубильни, Доки, Дегтевое, Швейский переулок… Можно всю жизнь прожить в Сталлионграде и не узнать всех его частей.
Но для практических целей Арона в Сталлионграде было всего две части: Берег и Холмы. На Берегу пони бедные — это делает их нищими, ворами и шлюхами. На Холмах пони богатые — это делает их стряпчими, политиками и придворными.
Арон жил в Сталлионграде уже два месяца, когда ему впервые пришло в голову попробовать попрошайничать на Холмах. Зима крепко держала город в своих когтях, а праздник Середины Зимы делал улицы еще опаснее, чем обычно.
Он, снова надев на себя плащ, вышел из своего уютного убежища. Ступая по выступам и козырькам, хватаясь за них, он спустился на землю. Там, осмотревшись по сторонам, убедившись, что нет опасности, он незаметно для других двинулся в сторону Холмов, где жили лишь аристократы и пони с серебряной ложкой во рту.
Пройдя несколько миль, Арон вышел к пристани, где маленькая лодочка переправляла всех желающих за определённую сумму. Пегас, осмотревшись и не найдя лучшего решения, решил переплыть. Чтобы оказаться на другом берегу, ему пришлось уйти как можно дальше, чтобы его не заметили. Сняв с себя плащ, он повязал его себе на голову, чтобы не намокла. Подойдя к воде, он тронул ее кончиком копыта, и все тело покрылось гусиной кожей. Она была такой холодной, как найденный чистый ручей в горах на высоте четырех километров.
Собравшись с силами, он закусил губу и, сделав первый шаг, стал ждать пока тело привыкнет к холоду. После он медленно, мелкими шажками вошел в воду и стремительными рывками принялся плыть к противолежащему берегу. Но заплыв оказался неудачным для жеребёнка. Он не знал, что случится с ним после этого дня. В тот день он узнал одну вещь: почему попрошайки остаются на берегу. Выйдя из воды, пегас, чтобы согреться, стал накручивать круги, делать сложные телодвижения, заставляя кровь быстрее циркулировать по телу.
Получив немного тепла, он прислонился к стоящему рядом дому. Оттуда выходила железная труба, которая, видимо, слегка потемнела от времени. Прижавшись к ней, Арон постепенно согрелся и более-менее высох: сверху шерсть была сухой.
Снова надев сухой плащ на себя, пегас осторожно, тихо вышел из-за угла здания. Пройдя немного, он осмотрелся и, не найдя стражи или солдат, направился к самой оживленной точке. Присев, он начал попрошайничать.
Некая женщина увидела пегаса и остановилась. Он услышал испуганное «ах!», когда ее копытце взлетело ко рту.
— Бит, мэм? — он заставил задрожать свое протянутое копыто. Его голос тоже дрогнул. — Пожалуйста.
Он переминался с ноги на ногу на тонком сером снегу, стараясь выглядеть таким же маленьким и отчаявшимся, каким себя чувствовал.
— Ах ты, бедняжка, — вздохнула она почти неслышно и потянулась к висящему на боку кошельку, не отводя от Арона глаз.
Помедлив секунду, она заглянула в кошелек, что-то вытащила, вложила ему это в копыта. Он почувствовал холодную тяжесть монеты.
— Спасибо, мэм, — автоматически сказал он, взглянул вниз и увидел фиолетовый блеск.
Присмотревшись, он понял, что это рубин. Целый рубин.
Он разинул рот. Фиолетовый рубин равнялся стам битам. Более того, он равнялся полумесяцу сытых вечеров. За шесть битов он мог провести ночь на полу в «Красном глазе», за восемь он мог поспать у очага перед последними угольками вечернего огня. Он мог купить старое одеяло, спрятать его на крышах и всю зиму спать в тепле.
Арон поднял глаза на женщину: она все так же сочувственно смотрела на него. Она не могла понять, что это для него значит.
— Леди, благодарю вас, — его голос сорвался. Он вспомнил одну из фраз, которые вычитал в одной книге про путешественников. — Пусть все ваши приключения будут счастливыми, а дороги — прямыми и короткими.
Она улыбнулась и, кажется, хотела что-то сказать, но тут он почувствовал подозрительный зуд у основания шеи: кто-то наблюдал за ним. На улице или развиваешь чувствительность к определенным вещам, или твоя жизнь кончается быстро и печально.
Он оглянулся и увидел, как лавочник разговаривает со стражником и указывает на пегаса. И это был вовсе не береговой стражник, но чисто выбритый и подтянутый, в черной кожаной куртке с металлическими заклепками. Он поигрывал окованной медью дубинкой в копыто длиной. До Арона долетели обрывки слов лавочника.
— …покупатели. Которые собираются купить шоколада при… — Он снова указал в его сторону и сказал что-то, что пегас не расслышал. — …Платит тебе? Именно. Может, мне стоит упомянуть…
Стражник повернулся к мальчику. Поймав его взгляд, жеребёнок побежал.
Дыхание обжигало грудь. Арон искал, куда бы побежать, где бы спрятаться, но не знал этой части города. Здесь не было ни куч мусора, куда можно заползти, ни сгоревших домов, где можно схорониться. Ступню колол острый замерзший камень, но он заставлял себя бежать дальше, несмотря на боль.
После третьего поворота он оказался в тупике. Почти вскарабкавшись на стену, он почувствовал на щиколотке захват, и чье-то копыто стянуло его вниз.
Голова его ударилась о мостовую, и мир тошнотворно завертелся, когда стражник поднял его за копыта.
— Умный мальчонка, — пропыхтел он, горячо дыша ему в морду. От него пахло кожей и потом. — Ты уже не маленький, пора и знать, что убегать вредно. — Он яростно потряс его, снял капюшон и дернул за скрученную гриву.
Переулок закачался перед пегасом, и он заорал.
Стражник притиснул его к стене:
— И ты уже должен знать достаточно, чтобы не приходить на Холмы. — Он снова потряс его. — Ты тупой, парень?
— Нет, — бестолково ответил Арон, чувствуя холод стены под свободным копытом. — Нет.