- Вот туда! Туда нам нужно вставить настоящую икону! – крикнула старуха, указав наверх.
Коля увидел прогал в третьем ряду, между лысым толстяком, увязшим в доске одной ногой и тощей старухой с провалившимся носом. Отец Серафим, потрясенно замерший перед сумасшедшим, немыслимым иконостасом, очнулся и потрясенно произнес:
- Кто это? Почему они увязли в этих иконах?
- Это сами умельцы, кто для сатанинского иконостаса образа решился писать, – ответила за старуху Салтыкова.
- Именно, – кивнула Вера Игнатьевна. – Это и есть икона – не только сама доска, но и иконописец. Если пишешь для самого нечистого, будь готов и в адские муки окунуться. Хочешь аж самого Бога одолеть – пожалуй в сие райское местечко. За так-то он ничего не дает.
- Так вот почему изображения не было… Может, Агнесса передумала? – сказал Коля. – Икона же давно была готова, но она не отнесла ее сюда.
Салтычиха вдруг бухнулась перед Верой Игнатьевной на колени:
- Матушка, не губи! Отпусти ты меня! Я ж тут тысячу раз по тысяче раскаялась и у Бога прощения попросила!
- Да иди, я что, держу тебя, - пожала плечами старуха. – До иконостаса довела, боле от тебя ничего не надо, свободна!
Салтычиха подобрала юбки и проворно юркнула в толпу серых изваяний, и Коля увидел, как мелькнула среди неподвижных фигур темная многорукая тень.
- Прощения она просила, – фыркнула Вера. – Отсюда до Бога молитвы не долетают!
Она толкнула деревянные дверцы, ведущие за иконостас, и Коля с отцом Серафимом двинулись за ней. За дверями оказалась небольшая полукруглая алтарная зона, где, как и положено, поблескивал церковной парчой стол с дарами. Только вместо просфоры был кусок гнилого мяса с опарышами, а в чаше вместо вина - мутная вода с бензиновыми разводами и раздавленными размокшими окурками. В узкое окно виднелась каменистая равнина, по которой тащили свои утробы бесформенные, разбухшие от мяса жирные уроды.
Слева в узком пространстве между стеной и иконостасом несла свою службу в адской церкви огромная, ростом почти до верхнего ряда икон, тварь. Она была похожа на скорпиона на четырех человеческих ногах, согнутых в коленях, которые срастались и плавно переходили в торс мертвеца, расположенного головой вниз. Мертвая башка с неподвижными глазами и вываленным распухшим языком болталась между коленей, из распоротого брюха свисала запекшаяся высохшая требуха. Ноги мертвеца безвольно болтались в воздухе, а между ними росла голова существа, сложенная будто из множества слоев скорлупы от огромных яиц – ни глаз, ни рта, ни носа. Спереди из торса мертвеца таращились с десяток тонких длинных рук, которые, словно паучьи лапы шарили по всему иконостасу. Коля увидел, как тварь тонким острым ногтем подцепила одного несчастного за ребро, проткнув кожу и мышцы спины. Другого она медленного доводила до крайней точки страдания, тыкая пальцем в глаз, где уже продолбила кровавую дыру в недра черепа. Она словно музыкант на органе, извлекала из иконостаса адскую какофонию воплей, визга и стонов. На вошедших тварь не обратила ни малейшего внимания, терзая застрявших в иконах.
- Как мы заберемся на пятый ряд? – озадаченно прошептал Коля.
- Тут что, мало ступенек? – пожала плечами Вера и указала на выступающие ноги, руки, головы и торсы множества несчастных, торчавших из досок.
- Господи, прости! – перекрестился отец Серафим и встал на чей-то локоть, ухватившись за каркас иконостаса.
- Стойте, батюшка, - Вера дернула его за рясу. – Дайте, я пойду первая.
- А вам туда зачем, Вера Игнатьевна? Я сам прекрасно вставлю.
- Нет, вы не знаете, как, – быстро и смущенно ответила старуха, и Коле показалось, что она только что соврала. – Там есть один нюанс.. В общем, без меня вы не справитесь.
- Тогда я тоже полезу, – сделал шаг вперед Коля, а священник и Вера одновременно воскликнули:
- А ты зачем?!
Коля, не отвечая, ухватился за удобно торчащее колено и, осторожно встав на чью-то макушку, подтянул ногу. Он лез на иконостас по теплой человеческой плоти, стараясь не думать о том, что подошва ботинка только что смяла чей-то нос, потому что на этой голове была удобная точка опоры. Коля дернул головой, когда мимо него проскользнула лапа существа, разрывая кожу на очередном несчастном.