- Отец Василий вообще как участвует в жизни церкви? Он проводит богослужения, крестины, отпевания? В общем, не могло ли то быть результатом перенапряжения? Насколько я знаю, порой молитвы читаются всю ночь.
Игумен замахал руками:
- Что вы, что вы! Литургию он совершает только во время праздников, а уж крестины и отпевание… Просто тут такой случай, очень уважаемый человек, большой жертвователь. Ну, мы и попросили его…
Благочинный начал осторожные объяснения:
- Понимаете, отец Василий, он… как бы это лучше сказать… вроде путеводной звезды нашего монастыря. Он начал восстанавливать тут все в девяностые, и теперь в обитель едут со всей России. Старец имеет… как бы это… Вы ведь неверующий… ну, в общем, имеет славу святого. Он принял строгую схиму – сложил полномочия настоятеля и удалился в келью для молитв. Но просителей принимает – налагает руки, исцеляет, дает мудрые советы.
- Короче, душевное здоровье отца Василия крайне важно для репутации монастыря? – прямо спросил Павел.
Лицо игумена побагровело, а благочинный смущенно покивал головой:
- Вы правильно поняли, Павел Романович. Помогите нам.
- Хорошо, я попробую. Давайте посмотрим на вашего старца.
Павел встал, и вместе с ним поднялся и благочинный, вызвавшийся проводить психиатра до кельи святого.
Проходя через монастырский двор, Павел обратил внимание на изящную деревянную церковь, украшенную куполами-луковицами со снятыми крестами. Здание опутывали многоярусные леса, по которым сновали рабочие.
- Вот, восстанавливаем, реставрируем, - пояснил Дионисий, – деревянная церковь 18 века. Его преподобие игумен Феофан хлопочет, меценатов выискивает. Из захудалого скита вон чем стали.
Проделав путь от настоятельского дома к братскому корпусу, благочинный с Павлом поднялись на третий этаж. Дионисий махнул рукой вперед, проходя по длинному коридору:
- Весь последний этаж отдан инокам, тут у отца Василия особо уединенная келья.
Около кельи старца обнаружился плечистый монах, восседающий на табуретке.
- Как нынче здоровье батюшки, брат Аркадий? – елейным тоном спросил благочинный.
- Все хорошо, спокойно, бормочет что-то иногда. А так тихо, не буянит, - пророкотал Аркадий.
Погромыхав ключами, Дионисий открыл замок, но переступать порог кельи не стал. Осторожно отворив дверь, Павел увидел того самого сухонького старичка из видео, высовывающего седую макушку из-за кровати. Василий прятался от гостей, пригнувшись за матрасом. На одеяле были аккуратно разложены массивный наперсный крест, толстенький томик Псалтири и небольшая икона Богородицы.
Благочинный опасливо глянул на старика, и, даже не поздоровавшись с ним, попятился вглубь коридора:
- Ну, вы тут беседуйте, беседуйте. Потом доложите отцу Феофану.
Психиатр фыркнул про себя – хорош святоша, наверное, опасается, чтоб и о его голову лампада не разбилась. Вон как резво убежал.
Павел затворил за собой дверь, сел на единственный стул в келье и обратился к старцу, стоящему на коленях сбоку от кровати.
- Почему вы прячетесь? Чего-то боитесь?
Отец Василий встал с колен и сел на аккуратно заправленное одеяло.
- Себя боюсь, я уж натворил дел. Вас, небось, игумен позвал. В дурдом меня спровадить? Про лампаду-то, поди, рассказали уже?
- Рассказали. А кстати, почему вы это сделали?
- Бесы искушают, морок наводят.
- Вас к этому подтолкнули бесы?
- Кто ж еще.
- Вы их видите?
Старец сцепил худые руки:
- Вижу. И слышу.
- Как они выглядят?
- Вы же мне не верите. Зачем вам знать, как они выглядят.
- Я верю в то, что вы их видите. Так как же?
- Почти как люди, в этом весь ужас.
- Почему же вы решили, что они бесы, если они как люди?
- Их лица черны, а дыхание нечисто. Они пробрались мне под кожу!
Отец Василий засучил рукава и принялся неистово скрести ногтями предплечье. Павел обратил внимание, что кожа на его руках покрыта блестящей пленкой.
- Что это у вас? Похоже на ожог?
- Кипяток. Я лил кипяток на руки.
- Зачем же вы это делали?
- Хотел вытравить их!
- Вы чувствуете их под кожей?
Старик не ответил, обнял себя за плечи и мелко затрясся.
- Отец Василий, расскажите подробнее о них – что говорят вам, почему вы не можете противиться их воле?
- Я могу, но не знаю, сколько еще продержусь. Они отравляют все, к чему прикасаются, они отравляют меня. Они нашептывают страшные вещи, страшные.
- Что именно?
- Говорят, черная кровь беса и нечистоты из нужника – вот чем буду причащаться люди вместо святой крови Христовой.
Психиатр сделал несколько пометок в блокноте, пробормотав еще слышно под нос:
- Скверно, галлюцинации всех типов…
Старец закачался в крошечной амплитуде и указал на потолок: