- Путают они что-то. Я чинил крышу.
Коля неторопливо встал со стула, подошел вплотную к Виталию и резким сильным движением взял его за горло. Приподнял, впечатал в стену и придушенно прошептал:
- Где ты, сука, был?
Забегал, засуетился священник:
- О господи, твоя воля, Николай, отпустите его, задушите же!
- От... от...пусти! – прохрипел Виталий, царапая жилистые Колины руки. – У сестры был!
- Где ты был?! – взревел Коля, костяшки его пальцев побелели. – Где ты был, падали кусок?!
- У Аг… Агнессы! – жадно хватая воздух, наконец, выдавил Виталий.
Коля швырнул его на стул, снова присел рядом:
- У какой Агнессы?
- На 14-м проезде живет… Жила…
- Любовь что ли твоя? – разочарованно протянул Серафим.
- Точно не любовь, – твердо сказал Коля. – Я знаю ее... Ну как знаю, по слухам. Она немолода уж сильно, ей лет восемьдесят, наверное, скоро стукнет.
- Не стукнет, - проворчал Виталий. – Померла она. Генка, вальцовщик наш, предложил залезть в ее избу. Говорит, день назад похоронили, скоро дом опечатают, а там и родня, может, какая приедет. Ну мы и пошли… Полазили, не нашли нихрена. Шмоток немного, посуда, краски засохшие в баночках, кисти… Вот и все. Ну барахло прихватили, убогонькое, но кто-то да купит. Пальто там, воротник молью поеденный…
- Что ты приволок из этого барахла в Клавкин дом? – подался вперед Коля.
Виталий глубоко вдохнул, вынул новую папиросу, и вдруг лицо его плаксиво сморщилось:
- Я не знаю, что это такое было! Доска, спереди коричневая, как ну… как будто от старости вся забурела… На базаре есть один… Который старину покупает. Он еще когда говорил, что у некоторых старинных икон поверх состав какой-то, он от времени темнеет, и не видно что нарисовано. Но его могут снять знающие люди, и там будет картинка.
- И вы эту доску нашли в доме Агнессы? – спросил Серафим.
- Да, я нашел. Пол там у нее плох совсем был, половица под моей ногой треснула, я смотрю, там тайник – что-то завернуто в кожаный футляр. Генка сказал, ему это барахло задаром не нужно, а я подумал, может, древность какая, раз Агнесса ее хранила. Ну и взял.
- И принес в дом матери, -– констатировал Коля.
- И принес. Я думал, это икона или что-то вроде того – она выглядела такой старой. Поставил прямо в футляре на мамкин иконостас, задвинул только на самый край. А Зоя увидела, решила, что я от нее что-то прячу, она все ревновала меня, дура стоеросовая, етить ее. Я пошел с парнями дернуть, а она полезла, вынула эту доску. И застыла!
- А икона Николая-чудотворца, была она?
- Была. Я сам ее спрятал потом, когда стало понятно, что Зоя окаменела, и сам слух этот пустил – мамке сказал, что она сняла икону с Николаем, мол, решила с ним как с парнем потанцевать, а уж матушка по всему городу разнесла. Я не знаю, не знаю, что это за доска! Просто мазня какая-то коричневая, не видно ни-че-го!
Виталий обхватил голову руками и всхлипнул. Отец Серафим озадаченно смотрел на него, подергивая себя за бородку.
- Ну и ну… – протянул он.
Коля наклонился к Виталию и тихо сказал:
- Никому не рассказывай про эту доску, пусть все продолжают думать, что у Зои в руках Николай-чудотворец. Понял?
- Понял…
На улице Коля с удовольствием вдохнул свежий холодный воздух – в доме тетки висело нестерпимое амбре из перегара и папиросного дыма.
- Нужно осмотреть дом этой Агнессы, – произнес Серафим очевидное.
- Нужно, – кивнул Коля. – А знаете, ее ведь за ведьму считали, Агнессу-то.
- Да? – с интересом спросил священник, семеня рядом. – А ну-ка, расскажите.
- Длинная история, в Куйбышеве многие про Агнессу знают… Ее отец был богатый промышленник, еврей-выкрест. А Агнесса мало того что невеста с хорошим приданым, так еще и красавица, каких мало, среди евреек часто такие бывают – большие черные глаза, длинные кудрявые волосы, фигура дай боже, и спереди, и сзади… От женихов отбою не было. Да и набивались тоже все не простые, с деньгами, с титулами – капитал к капиталу. Отец все ждал, выбором не теснил ее. Она и выбрала, да такого, что отец сначала из дому выгнал, грозился наследства лишить. Вышла Агнесса замуж без отцовского благословения, как в романе, за сына учителя гимназии, у которого из имущества блоха в кармане да вошь на аркане. Но смазливый и неглупый был, надул чего-то в уши ей, она и поплыла. Отец через какое-то время остыл, махнул рукой, мол, черт с ним, с этим отпрыском учителишки. Дочь-то единственная, и внуков хочется понянчить. Зажили они, купил он им хороший дом, голодранца этого в контору к себе пристроил. Забеременела Агнесса, ну отец и успокоился – все как у людей. А что зять бедный, так ничего, вон в конторе шустрит, в делах быстро разобрался, капиталы приумножит, а не на ветер пустит.