— Через два дня… честное слово! — только сказал я им.
— А можно, я полезу? — сказал я механику, когда мы вышли.
— Давай, если не лень, — сказал он.
Мы установили лестницу, и я полез. Сначала снег сыпался с крыши за шарф, потом набился в рукава, потом в ботинки, но я лез. Я забрался на самый верх, к трубе, дом был не такой уж большой, но он стоял у обрыва, и я оказался вдруг на большой высоте.
Далеко внизу была замёрзшая река, посередине её виднелась колея, и кто-то ехал в санях, лошадь казалась величиной с муху.
Белые деревья еле различались на том берегу.
Дальше, за поворотом реки, виднелся чёрный квадратик — прорубь. Я стал смотреть антенну. Она была примотана к трубе, и железные тросы-растяжки шли к углам крыши.
Я взялся за них голой рукой — рука прилипла к мутному тросу. Дул ледяной ветер, слезились глаза.
Я слез к углу крыши, вывинтил штырь с резьбой, на который зацеплялась растяжка и который был ввинчен в кольцо, вделанное в крышу. Потом, осыпая снег, перелез на другой угол, вывинтил второй штырь. Потом перелез на другую сторону, во двор, и вывинтил те два крепления. Потом обнял трубу и размотал проволоку, приматывающую мачту к трубе. Высокая мачта стала крениться — я осторожно опустил её верхушку на крышу сарая.
Вместе со снегом я съехал во двор. Василий Зосимыч и Любовь Гордеевна так и стояли, глядя вверх.
— Вот так… всё ясно? — подражая механику, сказал я.
Руки саднило, лицо одеревенело, по щекам катились едкие слёзы. Но дело было сделано!
Дальше всё было вообще элементарно!
Ещё до этого люди выходили, заинтересованные, и вот уже собралась посреди улицы небольшая толпа.
— Чего это там?
— Да антенны убирают. Кино приехало. Кино будут снимать.
— А чем им антенны-то наши помешали?
— Да говорят, кино-то про довоенное время. Антенн-то тогда ещё не было, понял?
— А-а-а. Ясно. Ну, что ж, пойду, подготовлю всё, раз такое дело.
А я-то готовился к борьбе, и вдруг оказалось всё так легко!
Уже в полном упоении я переходил из дома в дом и только показывал людям, куда убрать антенны, чтоб их не было видно.
Через каких-нибудь два часа я стоял посреди улицы, смотрел: антенн по всей улице не было.
Всем домам по этой улице обломали, можно сказать, рога!
Потом мы вернулись обратно в киногруппу.
— Готово! — сказал Зиновию механик.
— А как наш юный друг? — спросил Зиновий.
— Этот? Нормальный парень… Хорошо мне помог.
Это ещё вопрос — кто кому помог!
— Ну, поехали, посмотрим, — сказал Зиновий. — Яков Борисыч, поедете смотреть точку?
Зиновий, Яков Борисыч и оператор пошли к автобусу.
— А мне можно? — спросил я.
— Садись, садись! — подтолкнул меня Зиновий.
Мы расселись в автобусе и поехали, но почему-то не на улицу, на которой снимали антенны, а вниз по извилистой дороге к реке. Автобус съехал на лёд и покатил посередине. Справа поднимался обрывистый берег.
— Стоп! — сказал вдруг Яков Борисыч.
Автобус остановился, все вылезли, подняли головы. Оператор вытащил камеру, поставил, пригнулся к глазку.
Над обрывом виднелись крыши домов — тех, с которых мы только что сняли антенны. Выше всех казался старенький дом Василия Зосимыча, потому что он стоял к обрыву ближе других Белый дым вертикально поднимался из труб. Все смотрели вверх, и белый пар струями поднимался между поднятых ворот ников.
— Ну что ж… годится! — сказал оператор, распрямляясь. — Годится!
Я ликовал. Ведь это я убрал антенны, которые могли всё испортить, именно я, пускай об этом никто почти не знает!
— Так. Где делаем прорубь? — Яков Борисыч вышел вперёд.
— А есть уже прорубь, — неожиданно для себя проговорил я.
Все посмотрели на меня.
— Там, за этим мысом, — я махнул.
— Поехали, — подумав, сказал Яков Борисыч.
Мы обогнули мыс и подъехали к проруби. Все вылезли снова, оператор вытащил свою камеру, треножник, согнулся, подвигал вделанную в камеру маленькую поперечную ручку.
На обрыве был виден дом Василия Зосимыча и ещё два дома с этой улицы.
В трёх шагах от нас дымилась чёрная прорубь.
— Нормально! — откидываясь, сказал оператор.
— Молодец, мальчик! — Яков Борисыч положил мне руку на плечо.
Мы сели в автобус. Я был горд. Я посмотрел на Зиновия — и он мне дружески подмигнул.
Вернувшись обратно, Яков Борисыч, Зиновий и оператор ушли в комнату совещаться. Я, ожидая их решения, ходил в коридоре.
Наконец Зиновий вышел.