- Не дождешься, мышонок. Я тебя спасу, - но парень не слышал этих слов, уже отключился, рука его безвольно лежала в моей, а он спал. Боль, вот что гуляла по его телу и крови, это невыносимо, но он еще держится.
- Что делать? – ждет моих слов лорд.
- Много крови, полное переливание, а еще бы того, кто это сделал, что бы загнать все серебро ему под кожу. А лучше сверху добавить, чтобы на себе прочувствовал, какого это гореть и плавиться изнутри. Нашли виновного?
- Нет, - повинился директор.
- А домовики? Спрашивали их? Они боготворят Гарнета, готовы ради него на все. Возможно, кто-то видел отравителя, - директор и лорд синхронно переглянулись, позвали главного домовика школы и устроили ему допрос. Оказалось все куда проще и далеко за отравителем ходить не придется. Им оказался Люпин. Приказ привести волка, запереть его в камере, а еще достать живого донора под стазисом, потом выпустить кровь Гарнету, чтобы вытекала вся грязная, зараженная, и подать напрямую от донора. Через час донор был доставлен, а Люпин сидел в камере, созданной выручай-комнатой. Я же взял нож с широким лезвием, сел к парню, взял за руку, а он пришел в себя, спросив:
- Что ты делаешь? – шелест голоса едва различим.
- Будет больно, но надо терпеть, слышишь? – тот кивает, а я почти до кости режу запястье, его стон боли, по руке капает густая, черная кровь. Сначала нужно довести его до максимальной потери крови, чтобы большая часть отравы слилась и не повлияла на чистую. Я все это время, сидел рядом, смотрел на него, поддерживал, а он казалось, уже трупом лежал, не двигаясь, бледный, с синими кругами под глазами и потрескавшимися губами, почти прозрачный, тронешь - пеплом рассыплется. Когда больше половины его отравленной крови покинула тело, в другую руку к вене приставляю капельницу от лежащего рядом приговоренного к смерти человека. Он все равно умрет, так пусть послужит на благо. Оставшаяся отравленная кровь капает в подставленный тазик, а чистая, человеческая, подается в тело Гарнета. Она сама преобразуется как надо. Когда уровень крови в его теле стал приходить в норму, а серебро было вытравлено, мышонок открыл глаза, тяжело, с трудом, но открыл.
- Ари, - шелест голоса, - я жив?
- Жив, еще как жив, мышонок! – тело донора уже сожгли, рану на запястье Гарнета залечили, зелье кроветворное накапали, я сидел рядом с ним, держа за перевязанную руку, смотря в глаза, - ты меня напугал. Как ты?
- Как будто меня дементор поцеловал, - измученно, едва передвигая языком, тут же решил исправить это ощущение. Сел рядом, взял его руку, целовал каждый пальчик, прошел дальше по ладони, запястью, поднимаясь выше, пока не дошел до ключицы и шеи, а там мягкое, пахнущее зельем мнимой жизни место и утянул в легкий, ненавязчивый поцелуй, не напирая, просто поддерживая, касаясь лица, вьющихся прядей. Его рука тянулась к моей щеке и волосам, касаясь прохладными пальцами затылка и шеи.
- Лучше?
- Да, - тихо, шепотом.
- Рад, что ты приходишь в себя, - все еще нависая над ним, просто смотря в глаза, поглаживая точку за ухом и перебирая пряди волос. Он смотрит на меня, и я знаю, о чем Гарнет хочет спросить:
- Кто? – тихо спрашивает, но потом по моему взгляду и кривой улыбке понял: - профессор Люпин, - закрывает глаза, рукой накрывает и тихо плачет, увы без слез, просто дерет горло и воет, от предательства, - не думал, что сущность для него так важна. Думал, он примет и поймет, ведь его приняли и поняли. Мой отец, крестный, мама, все они его приняли таким, ради него папа и крестный научились анимагии, поддерживали его всю жизнь, я был за него, плевал на сущность, выгораживал его перед другими, а он не принял меня как мороя. Почему?
- Спросишь у него?
- Мы в школе? – поднимаясь на локтях, оглядываясь, спрашивает.
- Да, ты в покоях директора, - парень падает обратно на подушку, а я укрываю его одеялом. Он смотри на меня, а я на него, - хочешь с ним пообщаться? – спрашиваю про допрос Люпина. Он уже засыпая отвечает:
- Приду в себя, и навестим его, - ему нужно восстанавливаться, спать и набираться сил. Я ушел к ребятам, рассказать, что с другом все хорошо и он скоро к нам вернется. Меня спрашивал Драко кто его отравил, на что получил ответ, что Гарнет сам скажет, если посчитает нужным. Не мне говорить о предательстве близкого, почти родного человека, не в праве, это личное. На меня не давили, просто поблагодарили за то, что я у него есть.
Гарнет
Меня снова предали. И кто? Профессор Люпин. Попытался убить, отравил жидким серебром. Морои не чуют серебро как оборотни, но оно на нас влияет. Вот я и съел или выпил что-то с серебром. Даже не заметил. Потом было больно, очень, кожа горела, кровь кипела, внутренности плавились, суставы, позвоночник и кости выворачивало, ломало, выкручивало. Думал, уйду к Госпоже окончательно. Но меня спас Ари. Вывел отравленную кровь, нашел донора и устроил полное переливание. Боль от порезанного запястья была ничтожной, по сравнению с той, которую мне принесло серебро. Все то время, пока я приходил в себя, Ари сидел рядом, обнимал, целовал, усыплял, притягивая к себе.
Отходил от любезности профессора в нашей с Драко комнате. Мы с ним много раз обговаривали все произошедшее, к нам присоединился Блейз. Оказалось, мулат тоже лишь на половину человек. Его мама Сирена, он, как и Драко – полукровка. Вот и нашли друг друга. Один похотливый, другой озабоченный, оба прекрасно владеют магией притяжения и обольщения. Допритягивались и дообольщались. С тех пор, как я стал в курсе их отношений, не скрываясь, спали в одной кровати, или у Блейза или у Драко. Ари хотел последовать их примеру, спать со мной в одной кровати, но я под угрозой применения теневого перемещения в кабинет директора отговаривал его от этого порыва. Так что он навещал, поддерживал, а я восстанавливался сном и Кроветворным. А как только смог самостоятельно стоять на ногах и не падать, пошел с Ари к профессору Люпину.
Он сидел скованный цепями и серебряными лентами в выручай-комнате, в камере, специально для него обустроенной школой. Со мной и Ари шли директор и Том, в качестве старших и моральной поддержки. Они понимали, убив профессора, я окончательно разорву связь с прошлым, потеряю ниточку, ведущую к родителям. Но пощадить его – ошибка, а я не хотел совершать подобных ошибок. Не хотелось снова разочаровываться и ждать удара в спину. Ведь мои близкие таких поступков не совершат. Томас и директор вытащили меня из той бездны, в которой я был из-за предательства моего прежнего окружения, а Арчер не сможет этого сделать, мы истинные партнеры. Даже если предаст, сам не долго проживет, за предательство истинного партнера - магия наградит карой или откатом. Драко и Блейз как и директор, хлебнули предательства и не встанут на этот путь. Больше близких у меня нет. Как оказалось, их можно пересчитать по пальцам на одной руке.
Мы с Ари стояли рядом с картиной, на которой изображен Варнав Вздрюченный и восемь троллей в розовых пуантах и пачках, танцующих балет, растягивая руки тому самому Варнаву. По моему желанию, комната поставила напротив профессора стул, я сел, Ари рядом, за плечом, а директор Снейп и Том на стульях поодаль.
- Профессор, вот мы и свиделись снова, - на мой голос Римус поднял голову, попытался подняться, звякнули цепи, но ему не удалось, рухнул обратно, на что Люпин смеясь и скалясь, сказал:
- Ты снова выжил! Какая же ты все-таки живучая тварь, Гарнет, - чуть не плюнул в лицо профессор, а я мог бы, тяжело вздохнул, но лишь криво улыбаюсь, показывая клыки, резко приближаюсь и прямо ему в ухо:
- Я такая же тварь, как и вы, профессор. Живучая, темная. Не надо об этом забывать. Между нами лишь видовое различие, тьма в крови и жилах одна. Только я признал ее, а вы от нее, всю вашу жалкую жизнь бежите и прячетесь, делая вид, что белый и пушистый.
- Да, я темная тварь! – рычит волк, - но я не убивал друзей, как ты! Я жил ради них! – рычал на меня профессор, - Гермиона! Рон! Близнецы - все они были твоими друзьями! Вы столько вместе пережили! А ты их убил! Предал! – рвался на меня напасть, но лишь вредил себе. Серебряные цепи жгли, причиняли боль, оставляли ожоги и волдыри. Но он не обращал на это внимания. Продолжал вырываться, клацать клыками, кричать и обвинять.