— Ты ждал меня? — удивилась Габрия.
Пирс повесил новый пучок трав на подставку для сушки.
— Для тебя будет безопаснее перебраться из холла к кому-нибудь из нас. Оба выбора плохие, но из двух зол выбирают меньшее. — Габрия все еще не двигалась, и знахарь коротко усмехнулся, обернувшись и увидев ее стоящей среди кучи ее одежды и снаряжения. — Я очень рад тебе, — мягко добавил он. — Днем у меня был долгий разговор с вер-тэйном. Мы решили, что ты выберешь мой шатер. — Он помолчал, и добавил еще: — Относительно того, что тебя тревожит, Этлон не много помнит о том, как он был ранен, за исключением того, что это сделала ты.
Габрия с облегчением услышала это. С минуту она изучала знахаря, размышляя об их предыдущей ссоре из-за магии. Она была рада, что сможет перебраться из холла, но о том, чтобы жить у Этлона, у нее даже мысли не возникло. Оставаться у знахаря, назвавшего ее колдуньей, было почти так же неприятно. С другой стороны, Пирс не выдал ее. Любопытство заставило Габрию предоставить ему возможность.
— Как давно ты знаешь о моем маскараде? — спросила она. Пирс ухмыльнулся и подошел, чтобы помочь ей подобрать ее вещи.
— С того дня, когда я вправил твою лодыжку.
— Тогда почему ты не рассказал об этом Сэврику?
Его недолгое веселье увяло и сменилось терпеливой скорбью:
— Я скажу только, что ты мне напоминаешь кого-то.
— Это достаточная причина для того, чтобы рисковать своей жизнью ради постороннего человека?
Пирс поднял одеяло и плащ девушки.
— Этого достаточно.
Он помог ей уложить ее одежду в маленький кожаный сундучок, украшенный орнаментом из трав. Она повесила свое оружие на опоры шатра.
Пока они молча делали это, Габрия гадала, был ли некто, упомянутый знахарем, в ответе за то, что он покинул Пра-Деш. На его лице все еще лежала печаль, а мысли, казалось, унеслись на годы назад.
— Это лицо напоминает меня или просто тоже притворяется юношей? — Габрия задала вопрос, чтобы осторожно вернуть его в сегодняшний день.
Пирс не сразу ответил. Он завернул свежие травы во влажную ткань, затем нацедил чашу вина и уселся, надолго уставившись в его глубину. Габрия уже решила, что он не собирается отвечать, когда он сказал:
— Я слишком много пью. До ее смерти я вообще не притрагивался к вину.
— Она? — быстро повторила Габрия.
Она чувствовала в Пирсе горе и злость, напоминавшие ее собственные чувства. Эта разделенная боль, чем бы она ни была вызвана, начала прогонять ее гнев на него.
Он продолжал, как будто не слыша ее:
— Ты чем-то неуловимым напоминаешь ее: светлые волосы, юная. Но ты сильнее. А она была милая и нежная, как шелк. Когда она вышла замуж за младшего сына фона, я ничего не сделал, чтобы остановить ее.
— Кто она? Что с ней произошло?
Пирс встал. Его воспоминания завели его в места, о которых он хотел бы забыть.
— Теперь это не имеет значения, — отрезал он. — Она мертва. Но я хочу сохранить в живых тебя, получив таким образом некоторое успокоение.
Он прошел к своей постели и задернул занавеску.
Габрия вздохнула и села. Она не хотела так сильно растревожить его. Кем бы ни была эта девушка, она должна была быть очень близка Пирсу, чтобы вызвать такие чувства. Таинственное влияние девушки было все еще очень сильно, если она явилась единственной причиной того, что Пирс не сказал Сэврику о маскараде Габрии. Может быть, позднее знахарь доскажет свою историю. До тех пор она будет принимать гостеприимство Пирса, какими бы ни были его мотивы.
Немного погодя Габрия погасила лампы и сидела в темноте, обдумывая прошедший день. С этим ударом кинжала она приобрела двух союзников, трех, если считать Борея, и, по ее предположениям, она больше не была изгнанником.
По закону кланов изгнанником считались мужчина или женщина, которые совершили преступление или по каким-нибудь необычным причинам были полностью оторваны от клана. До тех пор, пока их не примет другой клан, они считаются неприкасаемыми, людьми вне закона. Габрия была временно принята в Хулинин, но она знала, что они согласились на это только из-за хуннули и ее маскарада. Таким образом, сама она по-прежнему считала себя изгнанником.
Однако этой ночью Пирс и Этлон приняли ее именно как ее саму, и их признание стерло позор отказа в ее сознании. Пирс, по его собственному признанию, стал ее защитником, а Этлон был ее наставником. Габрия знала, что с помощью этих двух мужчин она сможет уцелеть, по крайней мере, до встречи кланов.
Ее беспокоило только обвинение со стороны Пирса в колдовстве. Габрия все еще не могла до конца согласиться с мыслью о том, что она обладает врожденным талантом волшебства. Увечье Кора и ее сон, откровения Нэры, а теперь еще и изнеможение Этлона — всего этого было недостаточно, чтобы преодолеть всю силу предубеждения Габрии. В глубине своей души она все еще надеялась, что все большая очевидность этого является не более, чем странным совпадением. У нее всего-то и было, что ее единственный сон и слова Пирса в качестве доказательства того, что она носит в себе источник магической силы. Ведь может быть и так, что сон является просто плодом ее воображения, а Пирс ошибся. Габрия надеялась, что больше ничего не случится, и она сможет полностью забыть это ужасное предположение как дурной сон.