Я ходил по грязному линолеуму из комнаты в комнату, и мои шаги отзывались эхом.
– Нет, – сказал я как можно мягче. – Здесь мы жить не будем. Это все не то, Лариса. Мы купим себе особняк.
– Я поторопилась, да? – виновато глядя на меня, спросила Лариса.
Я кивнул, привлек ее к себе и обнял. Мне стало ее немножко жаль – хотела как лучше, но не учла моего неуемного аппетита. У людей, которые давно похоронили свою совесть, аппетит всегда завидный.
– А нам хватит денег на особняк?
Я усмехнулся, погладил Ларису по щеке.
– Ну давай, загибай пальчики, – сказал я. – Миллион двести марок поступили на счет твоей фирмы?
Лариса кивнула.
– Чек берлинского банка на сто тысяч марок я тебе давал?
Она снова кивнула.
– Семьдесят тысяч баксов – выручку от порошка – вручил?
– Да, милый.
– Но это еще не все. В Красном Роге, куда ты отвозила мое письмо, нас дожидаются двести тысяч баксов. И последнее: надо как-то определиться с судьбой вейсенбургского замка, половиной которого я владею.
Лариса смотрела на меня почти с испугом.
– Господи, – прошептала она. – Какие мы теперь богатые!
Все важные решения мы приняли в постели. Говорить приходилось шепотом, так как громкий голос тут же дробился эхом, отчего, казалось, дрожат стены, и наше ласковое мурлыканье слышно на улице. Первым делом мы решили немедленно венчаться, но еще раньше надо было решить вопрос о моем разводе с Мэд. Пока она находилась в следственном изоляторе, надо было оформить на себя и продать половину вейсенбургского замка.
Ларисе, юристу по образованию, было вполне по силам решить эти вопросы без моего участия. Мне же надо было очиститься от шлейфа приэльбрусских убийств, дать показания и навеки распрощаться с милицией и органами. Не откладывая дела в долгий ящик, здесь же, сидя на полу, я составил доверенность на ведение всех своих дел, связанных с бракоразводным процессом, «личному адвокату Алексеевой Ларисе Дмитриевне», а заодно написал письмо тетушке в Красный Рог с просьбой передать деньги моему доверенному лицу, который предъявит это письмо. Лариса обещала подыскать для этого дела верного человека.
Я сильно захмелел от шампанского, открывающихся перспектив и ласк Ларисы, к тому же, наверное, сказалось нервное напряжение, и в десятом часу вечера я заснул тяжелым сном, уткнувшись носом в шею Ларисы.
Глава 57
ЭТО БЫЛ НЕ СОВСЕМ СОН, а болезненный бред, и в нем мнимое незаметно вплеталось в реальность.
– Это не страшно, – раздался надо мной мужской голос, который я узнал не сразу. – Делишь мысленно ягодицу на четыре части, и в верхний правый квадрат всаживаешь иглу на три четверти…
– Давай быстрее, меня уже тошнит.
Это врач, подумал я. Со мной что-то случилось, и Лариса вызвала «Скорую»… Глубокая ночь… Как мне плохо…
С меня сняли одеяло, и холод окатил меня ледяной волной. Я почувствовал, как тело покрылось «мурашками». Сейчас протрут задницу спиртом, подумал я, но рука врача сильно защемила кожу, и вслед за этим я почувствовал острую боль и вскрикнул.
– Какой горластый, – усмехнулся врач. Что-то хрустнуло, словно кто-то раздавил ногой елочную игрушку. Щелкнули замки на кейсе. Зашелестел плащ Ларисы.
Я продолжал лежать без движения, чувствуя, как ягодица полыхает огнем. Тошнота подкатывала к горлу, я судорожно сглатывал, жадно хватал воздух ртом.
– Пора, – сказал врач.
Я почувствовал запах духов, приоткрыл один глаз и увидел Ларису, склонившуюся над моим лицом.
– У него совершенно дебильный взгляд, Лембит, – сказала она и накрыла меня одеялом.
Я сделал над собой неимоверное усилие, оперся на локоть и привстал, раскачиваясь на четвереньках, как новорожденный жеребенок.
Глушков и Лариса смотрели на меня холодными и безучастными глазами. Несколько мгновений, наполняясь ужасом, я смотрел на Глушкова, точнее, на того маньяка, который присвоил себе эту фамилию, с удивительной отчетливостью замечая на его смуглом лице шрамы от порезов и розовые пятна отморожений.
– Ты… – едва смог вымолвить я. – Ты… это?
– Он тебя узнал, – сказала Лариса.
– Это не имеет значения, – ответил Лембит-Глушков и скрипнул кожаной курткой.
– Сандус… – прошептал я. – Ты Сандус…
Лариса повернулась ко мне спиной и шагнула к двери. Сандус усмехнулся, подошел ко мне и ударил ногой в голову. Я рухнул на подушки.