– Все русские высокомерны.
– А голландцы каковы?
Он подвел «Мерседес» туда, куда я показала, и поставил рядом с моим «бимером».
– Я из Бельгии. Бельгийцы очень обаятельны и умеют обращаться с дамами.
– То есть подлые обольстители, – уточнила я. – По-моему, дамам следует быть настороже.
– А вы крепкий орешек, Элль Стивенс, – усмехнулся Ван Зандт.
– Чтобы меня обаять, одной улыбки и акцента недостаточно. Вам придется побегать.
– Это вызов! – с нескрываемым восторгом воскликнул он.
Я выбралась из машины, не дожидаясь, пока он подойдет, чтобы открыть мне дверцу, и вытащила из кармана джинсов ключи.
– Спасибо, что подбросили.
– Вам спасибо, Элль Стивенс. Вы оживили мой вечер, который иначе был бы скучен.
– Только не говорите такого в присутствии мисс Монтгомери.
– Она в тоске, все горюет о погибшем мерине.
– Я тоже вряд ли прыгала бы от радости, потеряв лошадь, которая стоит таких денег.
– Это были не ее деньги.
– Может, она любила этого коня?
Ван Зандт пожал плечами:
– Всегда есть другие.
– Которыми, я уверена, вы с радостью снабдите скорбящего владельца за определенную цену.
– Разумеется. Почему нет? Это бизнес – и для меня, и для него.
– В излишней сентиментальности вас не обвинишь, – усмехнулась я.
В резком свете сторожевого прожектора было хорошо заметно, как на скулах Ван Зандта заходили желваки.
– Элль Стивенс, я тридцать лет в этом бизнесе, – раздраженно сказал он. – Сердце и у меня есть, но для профессионалов одни лошади всегда сменяются другими. Надо продолжать жить. Всем – и владельцам коней тоже. Страховая компания заплатит за погибшего коня, и владелец купит нового.
– Которого вы с радостью ему предложите?
– Конечно. У меня уже есть на примете один, в Бельгии: прекрасных кровей, и в остальном вдвое лучше того, прежнего.
– И за какой-нибудь миллион восемьсот он перейдет в руки везучего американца, а объезжать его будет Дон Джейд?
– Хорошие кони всегда стоят денег. Но им грош цена, если они не побеждают.
– А тем, кто не побеждает, остается поздно ночью случайно перекусить электропровода и поджариться заживо? – спросила я. – Будьте осторожны, Ван Зандт, не говорите такого кому попало. Вас может услышать какой-нибудь следователь от страховой компании и подумать что-нибудь не то.
Я почувствовала, как Ван Зандт напрягся. Таким, как я, мозгов не полагается. Я ведь всего лишь американка с кучей денег; жду, чтобы он обаял меня, уболтал и повез в Европу, покупать то, что он собирается мне продать.
– Никто не говорит, что этого коня убили, – тихим, сдавленным голосом возразил он.
– Но у Джейда репутация именно такая, верно ведь?
Ван Зандт шагнул ко мне. Я невольно отступила и прижалась спиной к дверце автомобиля. Вокруг не было ни души. За воротами ипподрома – ничего, кроме пустого, ровного поля. Я незаметно завела руку за спину и нащупала за поясом рукоятку пистолета.
– Вы – тот самый человек из страховой компании, Элль Стивенс?
– Я? Упаси боже. Я вообще не работаю, – рассмеялась я, произнеся слово «работаю» с таким пренебрежением, на какое способна была бы только моя мама. – История интересная, вот и все. Дон Джейд, Таинственный и Опасный! Вы же знаете нас, местных жителей. Хлебом не корми – дай скандал посмаковать. На данный момент самая большая в моей жизни забота – подыскать себе хорошую лошадь. А уж что там происходит в этой толпе на скачках – для меня сплетни, не более.
Он успокоился, решив, что я достаточно поглощена собою; вручил мне визитку и снова пустил в ход обаяние. Хочешь вертеть мужчиной – дави на жадность.
– Позвоните мне, Элль Стивенс. Я найду вам вашу лошадь.
Я попыталась улыбнуться, зная, что приподняться способен лишь один уголок губ.
– Смотрите, мистер Ван Зандт, я поймаю вас на слове!
– Буду очень рад. Ведь теперь мы друзья.
Ван Зандт нагнулся ко мне, поцеловал в правую щеку, затем в левую и снова в правую. Губы у него были холодные и сухие.
– Три раза, – пояснил он, снова само очарование. – По-голландски.
– Я запомню. Еще раз спасибо, что подвезли.
Я села за руль и выехала со стоянки. Задние ворота были уже заперты, пришлось развернуться, проехать в обратную сторону, мимо палатки номер девятнадцать. Ван Зандт ехал за мной. В будочке перед главными воротами сидел охранник. На столе у него стоял приемник, откуда грохотала музыка регги. Я помахала. Он махнул в ответ, ничего не спрашивая, поскольку в ворота въезжала огромная восемнадцатиколесная фура с лошадьми. А у меня, может, полная машина краденых седел! Или труп в багажнике. Да и сама я могу быть кем угодно и натворить что угодно. Интересно, кто тут заведует охраной?
У Пирсона я повернула направо. Ван Зандт тоже повернул направо. Я следила за ним в зеркало, гадая, поверил он, что я не следователь от страховой компании, или не поверил. К счастью, он, вероятно, не видел мою фотографию в «Сайдлайнз», иначе тут же сложил бы два и один. Впрочем, в этом отношении люди – странные создания; их намного легче одурачить, чем может показаться на первый взгляд. На женщину с фотографии я не похожа. У меня короткие волосы. Я назвалась не тем именем. Единственная реальная привязка – Шон. И все же слова «частный детектив» в любом случае возбудят подозрения. Остается лишь надеяться, что Шон прав и раздел о выездке интересен только специалистам.
Я снова повернула направо, к Южному берегу. Ван Зандт повернул налево. Я выключила фары, развернулась и поехала за ним мимо стадиона для игры в поло. Ван Зандт повернул к клубу «Игроки». Ужин с вином – часть работы торговца лошадьми, а карманы у моего нового лучшего друга, судя по всему, бездонные.
Ван Зандт продаст хозяйке Звездного бельгийского скакуна, рассчитывая на солидные барыши; хозяйка Звездного рассчитывает на солидную страховку за коня, у которого не было реального будущего. А Дон Джейд, который тренировал и выставлял Звездного и будет тренировать и выставлять следующую лошадь, стоит посередке, получая денежки от обеих сторон. Может, сейчас они все втроем сидят в «Игроках» и пьют за своевременную кончину Звездного.
А об Эрин Сибрайт не было известий с той самой ночи, когда его не стало…
В клуб я решила не заходить. Просто была пока не готова. Включила мотор, развернулась и отправилась домой.
Пожалуй, я все-таки становлюсь частным детективом.
4
Странно, почему я до сих пор жива.
Билли Голем направлял свою пушку прямо мне в лицо. В бесчисленных кошмарных снах я смотрела в дуло его пистолета и судорожно делала последний, надо думать, вдох. Но Голем повернулся и выстрелил в другую сторону.
Что для меня теперь жизнь? Наказание? Искупление грехов? Или мне следовало по собственному желанию прекратить ее, чтобы заплатить за свою беспечность? А может, мне просто чертовски повезло, но я не согласна в это верить?
Четыре тридцать утра.
Я лежу в постели, уставившись на вращающиеся лопасти потолочного вентилятора. Домик для гостей обставлял местный дизайнер по интерьерам, свихнувшийся на колониальном стиле. По-моему, вышло так себе, но мне-то никто никогда не платил за художественно облупившуюся краску на стенах и декоративные наволочки.
В четыре я вышла покормить лошадей. К пяти приняла душ. Мне так давно уже не приходилось представляться кому-либо и заботиться, что обо мне подумают, что я не могла вспомнить, как полагается себя вести. Не могла отделаться от мысли, что буду отвергнута с первого взгляда – если не из-за внешнего вида, то из-за репутации.
Какая странная причуда – верить, будто весь мир в курсе, кто я такая, чем занималась и чем закончилась моя профессиональная деятельность. Да, пару дней мое имя звучало в вечерних выпусках новостей. По минуте, не более. Чтобы заполнить эфирное время перед прогнозом погоды. На самом-то деле, вероятно, никого, кроме непосредственных участников, эта история особо не впечатлила. Люди редко думают о катастрофах в чужой жизни. Единственная мысль, которая их в таких случаях посещает: «Лучше пусть у нее, чем у меня».