— Кругом пусто, — доложил я, после чего подошел к кровати и перерезал веревки на руках девушки своим перочинным ножом, пока Уолтер снимал пластырь с лица Эллен. Она рыдала, привалившись к нему всем телом. В куче вещей у окна я нашел ее одежду.
— Помоги ей одеться, — сказал я Уолтеру.
Эллен все еще не проронила ни слова. Но когда Уолтер натянул на нее джинсы, я взял девушку за руку и постарался обратить ее внимание на себя:
— Эллен, их двое?
Эллен ответила не сразу. Немного погодя она кивнула:
— Двое, — голос девушки звучал неестественно хрипло после долгого молчания. Очевидно, в горле у нее пересохло. Я подал ей бутылку с водой, и она сделала маленький глоток через трубочку.
— Они как-то мучили тебя?
Она отрицательно покачала головой и снова заплакала. Я обнял ее. Потом отстранился, когда Уолтер стал надевать на нее свитер. Он придерживал ее за плечи и помогал встать, но ноги ее с непривычки подломились.
— Это ничего, милая, — утешал он дочь, — мы тебе поможем спуститься.
Мы уже почти спустились вниз, когда раздался звук открываемой входной двери.
У меня в очередной раз свело мышцы живота. Мы замерли. Но больше никаких звуков не услышали. Я сделал Уолтеру знак, чтобы он оставил Эллен на лестнице. Попытайся мы спускать ее дальше, это точно встревожило бы того, кто сейчас был внизу.
Входная дверь была распахнута настежь, ветер заносил в нее хлопья снега. Когда мы приблизились к последней ступеньке лестницы, правее меня неясная тень скользнула в сторону кухни. Я обернулся к Уолтеру и приложил палец к губам.
На фоне дверного проема перемещался, не поворачивая головы в нашу сторону, молодой мужчина — с ним я встречался во время моего первого посещения этого дома — Каспар. Как теперь стало понятно, сын Калеба. Я с усилием проглотил слюну и двинулся вперед с поднятой рукой, давая этим знак Уолтеру оставаться на месте, у входной двери. Досчитал до трех и шагнул в кухню, держа пистолет наготове.
В кухне никого не оказалось, но дверь, ведущая в столовую, сейчас была распахнута настежь. Я отпрянул назад, чтобы предупредить Уолтера, и в то же мгновение заметил, как за его спиной мелькнула тень и в сумерках блеснуло лезвие ножа. Он обратил внимание на тревожное выражение моего лица и уже двинулся с места, однако нож взлетел и опустился на его левое плечо. Он выстрелил назад из-под левой руки, но нож поднялся и опустился снова, на этот раз полоснув его резким ударом наискось, когда Уолтер уже падал. Каспар сильно толкнул Уолтера в спину, и голова последнего с громким стуком ударилась о перила. Уолтер упал на колени и на руки, кровь залила ему лицо, и взгляд стал тяжелым, как бы удивленным.
Каспар повернулся ко мне, держа нож в правой руке лезвием вниз. На бедре у него темнело отверстие — свежая рана от пули, и на грязных штанах быстро расплывалось кровавое пятно. Однако он, похоже, не замечал боли: резко сгруппировался и кинулся на меня через весь коридор, оскалив зубы, с ножом наготове.
Я выстрелил Каспару в грудь; он остановился и зашатался. Приложил руку к ране и удивленно рассматривал кровь на ладони, как будто не мог поверить, что в него выстрелили. Затем злобно уставился на меня, склонив голову набок, и сделал шаг вперед, изготовившись к нападению вновь. Я выстрелил еще раз. На этот раз пуля попала ему прямо в сердце, и Каспар упал навзничь; его голова ударилась об пол почти рядом с Уолтером, который изо всех сил пытался привстать, хотя бы на четвереньки. С лестницы послышался крик Эллен, и я увидел, что она ползком спускается по ступенькам к отцу.
Ее крик спас мне жизнь. Когда я, очнувшись от оцепенения, поворачивался к ней, то успел расслышать резкий свистящий звук за своей спиной и заметить чью-то чужую тень на полу передо мной. В тот же миг что-то больно задело мне плечо: клинок лопаты просвистел мимо моего лица буквально на расстоянии нескольких дюймов. Я ухватился левой рукой за черенок, одновременно нанеся удар правым локтем.
И почувствовал, что попал нападавшему точно в челюсть. Используя лопату как рычаг, я отбросил нападавшего к себе за спину и сделал подножку. Он споткнулся об мою ногу, не удержал равновесия и упал на колени. Нападавший оставался на коленях лишь несколько мгновений, после чего поднялся на ноги и повернулся ко мне лицом, четко выделяясь на фоне темного дверного проема.
Наконец-то я, удостоверился: передо мной действительно был Калеб Кайл. Он больше не притворялся немощным, скрюченным артритной болью старикашкой — стоял прямой, высокий, худой, но жилистый, в синих джинсах и такой же рубашке. Да, он мог считаться пожилым человеком. Однако, я буквально физически ощущал его силу, ярость, способность и желание причинять боль и страдания: все это исходило от него волнами, подобно печному жару. В глубине его расширенных ненавистью глаз, казалось, тлел красный огонь. Я тут же вспомнил злобный огонек в глазах Билли Перде. И подумал о молодых женщинах, повешенных на дереве, о той боли, что выпало им испытать от рук Калеба Кайла, о своем деде, которого всю жизнь преследовали кошмары. Какие бы мучения ни пережил сам Калеб Кайл, он стократ выместил их на окружающем его мире.
Калеб взглянул на мертвого сына у своих ног, перевел взгляд на мое лицо. И его ненависть окатила меня новой волной. В глазах старика засветился глубокий, злобный ум. Он манипулировал всеми нами, десятилетиями избегая поимки. И на сей раз ему почти удалось исчезнуть. Однако теперь это стоило ему жизни сына. Что бы ни случилось потом, сегодня возмездие настигло Калеба: малую часть долга он уже заплатил — за несчастных мертвых девушек, оставленных висеть на дереве, за Джуди Манди, которую, я был в этом уверен, именно он утащил в глухомань Великих Северных лесов.
— Нет... — выдохнул Калеб. — Нет!
Я начинал понимать, почему он так безумно хотел, чтобы у него родился мальчик. Если бы Джуди родила девочку, то в приступе ярости Калеб мог бы убить ребенка. И попытался бы еще раз зачать мальчика. Он хотел того же, что и многие мужчины на земле: увидеть свое подобие, лучшую часть самого себя, продолжающуюся в другом человеческом существе. Кроме того, он жаждал видеть продолжение именно мерзкого и уродливого в себе — способности и дальше пожирать чужие жизни.
Калеб Кайл сделал шаг вперед. Я поднял пистолет.
— Назад! — приказал я. — Держи свои руки так, чтобы я мог их видеть.
Он покачал головой, сделав тем не менее несколько шагов назад и разведя руки в сторону. Калеб не смотрел на меня, глаза его были накрепко прикованы к телу сына; переместился поближе к Уолтеру, который сидел, прислонившись здоровым правым плечом к стене, с лицом, залитым кровью. В невредимой правой руке он удерживал пистолет, но никак не мог сконцентрироваться. Было заметно, что боль сильно мучает его. Сам я тоже, скажем так, пребывал не в лучшей форме. К этому времени Эллен еще оставалась на лестнице, и я сделал ей останавливающий жест рукой, добавив на словах, чтобы она там и находилась. Она замерла. Но я услышал ее плач.
Калеб снова заговорил:
— Ты умрешь за то, что сделал с ним, — он презрительно сплюнул на пол. И сосредоточил все свое внимание на мне. — Я тебя запросто разорву на части голыми руками. А потом буду глумиться над потаскушкой, пока она не сдохнет. Брошу ее тело в лесу, чтобы его сожрали дикие звери...
Я ничего не отвечал на его угрозы, только предупредил возможные действия:
— Давай двигай назад!
Мне вовсе не хотелось оказаться слишком близко к нему: ни в коридоре, ни на крыльце. Он по-прежнему был опасен. Я сознавал это, даже держа его под прицелом.
Калеб продолжил отступление: он медленно спускал по ступеням, пока не оказался во дворе. Снег сыпался на его обнаженную голову, на вытянутые в стороны руки; свет из окна заливал его, и я смог разглядеть торчавшую из пояса за спиной рукоятку пистолета.
— Повернись! — громко приказал я. — Встань боком ко мне.
Он не шевельнулся.