Тепло поднялось от пальцев к запястью. Заинтригованная, я посмотрела вниз, и у меня перехватило дыхание. На руке выросла шерсть, ногти превратились в когти, а я ничего кроме тепла и не почувствовала.
Я отпустила талисман и начала мысленно повторять периодическую таблицу Менделеева. Когда я взглянула снова, моя рука была просто рукой.
Действительно ли произошла трансформация? Никогда о подобном не слышала. Превращаясь, мы становимся волками полностью. Мы никогда не могли выбирать и решать, какой части нашего тела обрастать мехом. Стоило бы попробовать снова, но я была слишком напугана.
Если я превращаюсь в нечто отличное от того, кем была всегда, мои дни сочтены. Эдвард убьет меня, не колеблясь, и так же поступят все остальные. И хотя бывали времена, когда смерть казалась более привлекательной, чем жизнь, сейчас не тот момент.
Я окинула взглядом мирно спящего рядом Ника. Какой бы глупой ни была мысль, но я хотела оставаться с ним так долго, как смогу.
Я вела машину, напряженная и настороженная, потягивая кофе как воду в ожидании рассвета или появления армии оборотней. К счастью, первого долго ждать не пришлось. Солнце так же надежно, как и луна.
С дневным светом пришло ощущение безопасности. На рассвете оборотни возвращались в человеческие тела. Если кто-нибудь из них нас преследовал, они окажутся вдалеке от дома без одежды и машин.
Ник что-то пробормотал и потянулся. Ночью я будила его каждые несколько часов, спрашивала его имя, возраст, мое имя. Каждый раз он отвечал правильно и снова засыпал. Насколько я могла судить, обошлось без сотрясения.
Волосы Ника растрепались, как ворох смятых простыней, глаза были сонными. Я представила себе, как прикасаюсь к его твердой груди, пробую на вкус гладкую спину, трусь щекой об его щеку, затем обвиваю ногами талию и…
Талисман завибрировал и забормотал. Я шлепнула по карману:
— Прекрати это!
Ник, который пялился на мою грудь, наверняка неприлично обтянутую купленной на заправке тонкой футболкой, вскинул на меня взгляд.
— Прости, — пробормотал он. — Не смог удержаться.
Мои пальцы, все еще лежавшие поверх талисмана, начало покалывать, и я посмотрела на них. Неужели ногти стали длиннее?
Невозможно. Солнце уже встало.
И все-таки я отдернула руку от тотема и вцепилась в руль. Отчаянно хотелось выбросить фигурку белого волка с ближайшего моста, но я не осмеливалась. Талисман может мне еще понадобиться.
Нужно добраться до Эдварда, до Уилла Кадотта, до кого-нибудь, кто сможет мне помочь, и поскорее. Я посмотрела на Ника и спросила:
— Готов сесть за руль?
Он потер лицо.
— Конечно.
Весь день мы чередовали четырехчасовые смены за рулем. Нашими друзьями стали автокафе и заправки с самообслуживанием, а плохие дороги, петляющие объездные пути и дерьмовая погода превратились во врагов.
Когда мы приблизились к границе Висконсина, темнота уже подступала. Вдоль дороги сплошной линией тянулись деревья, так что я с трудом разглядывала, что за ними находится. Деревьев было так много, что казалось, будто они тянутся до бесконечности или по крайней мере до Канады.
За каждым стволом таилась тень, принимая форму то волка, то человека, то чего-то среднего между тем и другим.
— Куда дальше? — спросил Ник.
Пока мы ехали, я изучала карту федеральных трасс, так как у нас не нашлось навигатора, чтобы составить кратчайший маршрут до Фэрхейвена.
По мере приближения к боссу я все больше нервничала. Умом я понимала, что не могла не взять Ника с собой, но в глубине души волновалась.
У Доминика Франклина на лице написано, что он правительственный агент. Эдвард, возможно, и сам таким был, но больше в них не нуждался. А от того, в чем он не нуждался, шеф зачастую избавлялся.
— Мне надо тебе кое-что рассказать, — начала я. — Мой босс может быть…
— Эксцентричным?
— Скорее опасным.
Ник перевел взгляд на меня, затем снова на дорогу.
— Насколько я смог выяснить, Эдварду Манденауэру восемьдесят с чем-то лет.
— Он все еще в состоянии прицелиться. — «Лучше, чем любой из моих знакомых, и никогда не боится пускать оружие в ход».
— Он наставит на меня пистолет, если я всего лишь задам ему несколько вопросов?
— Такое уже бывало.
Второй взгляд был наполнен одновременно недоверием и некоторой настороженностью. Ник не поверил моим словам, но в убежденности в моем голосе усомниться было трудно.