Мужчина чуть хмурит брови.
— Что за вздор?
— Просто скажи, — качает головой девушка.
— Зачем? — старается понять ее Северус.
Гермиона издает смешок и скрещивает на груди руки.
— Северус, ты что, даже выиграв для себя эту паузу с пустыми вопросами, не можешь придумать хоть что-нибудь? — спрашивает она.
Мужчина фыркает.
— Могу, конечно.
— Тогда давай, — настаивает она.
Северус чуть сжимает бортики ванной руками, устраиваясь удобнее, и смотрит какое-то время перед собой.
— Ну, я…
И замолкает. Тишина в ванной поражает своей театральной трагичностью. Он не может сказать сам о себе вслух ничего хорошего. Гермиона ради приличия выдерживает паузу в пять секунд, после чего набирает в грудь воздуха.
— Ты считаешь себя умным? — чуть нахмурив брови, задает вопрос Гермиона, глядя на супруга.
Северус задумывается.
— Ну…
— Компетентным? — не дает ему расслабиться девушка.
— С профессиональной точки зрения? — интересуется он, на что Гермиона кивает. — Думаю, да…
— Милым?..
— Милым? — переспрашивает Северус и откровенно хмыкает. — Какое вообще значение у этого прилагательного, скажи мне, Мерлина ради?
Гермиона смеется. Обстановка разряжается моментально, когда ее звонкий смех звенит под потолком. Северус безгранично любит ее смех.
— Может, тогда подойдет, — Гермиона задумывается, — обаятельный?..
Северус качает головой.
— Это только с тобой работает, — откровенно сознается он, вызывая на лице супруги еще одну улыбку.
Гермиона убирает ногу и подгибает ее под себя, усаживаясь на бортик полубоком, чтобы быть ближе к мужу, смотреть ему в глаза и говорить от чистого сердца.
— Северус, ты умный, — начинает она, — ты очень умный… Заботливый, понимающий, способный на жертву, — Гермиона облизывает пересохшие губы, — страстный, — чуть тише произносит она, чувствуя, как розовеют щеки, — любящий…
Гермиона не успевает заметить, как он ловит ее за руку и тянет на себя. Девушка звонко визжит, когда приземляется в ванную прямо на Северуса, расплескав все в радиусе метра или, может, больше. Она, не скрывая улыбки, смотрит на мужа, но у того в глазах яркий блеск и немой вопрос.
— Правда? — неожиданно даже для самого себя задает он вопрос.
Гермиона даже на мгновение перестает улыбаться. Неужели ему никто никогда не говорил обычных, правдивых и приятных слов? Она сама вслух не произносила, но всегда это знала. Неужели правда никто… И никогда…
От печали сжимается сердце.
Она гладит его скулу подушечкой большого пальца, обхватив лицо ладонью, и смотрит в глаза.
— Правда, — кивает она. — И никогда не забывай об этом, ладно?
Он кивает в ответ, несколько раз это делает и касается кончика ее носа своим, прикрывая глаза, когда притягивает к себе.
— Ладно, — шепчет он в ответ и накрывает ее губы своими.
После барбекю проходит больше полугода прежде, чем Гермиона решается рассказать Северусу о своем решении. Затем пролетает еще почти четыре года, и они сидят в кабинете доктора Сепсиса.
Оказывается, Август был прав. Прав во всем. И в том, что нужно отпустить ситуацию, и в том, что могут пройти годы, и в том, что случится это тогда, когда придет время. Оно приходит к ним внезапно, и сначала никто даже не замечает, что что-то вообще происходит.
Дейзи поступает на шестой курс в Хогвартсе, и они провожают ее на поезд. Всю последнюю неделю августа занимаются подготовкой к школе, походам по магазинам и сбору вещей, а весь сентябрь пролетает из-за вереницы свежих проектов на работе в Министерстве.
Домашняя и рабочая приятная рутина разбавляется тихими вечерами, которые теперь снова принадлежат Северусу и Гермионе целиком и полностью до конца учебного года, потому что Дейзи решает вновь остаться на праздники в Хогвартсе, как в прошлом году.
Гермиона объясняет это супругу тем, что Дейзи хочется остаться с подругами, но истинную причину она знает сама и искренне рада, что дочь с ней такими вещами делится, как с лучшей подругой.
Северус приглашает ее на ужины в рестораны, они ходят в театры, а порой пропускают в баре по стаканчику сливочного пива за разговорами о том, какие клиенты порой бывают несносные. Такие вечера Гермионе, почему-то, по-особенному нравятся.
Как бы то ни было, этот день настает, и сам организм начинает давать подсказки Гермионе, которые она первое время в упор не видит. Однажды ее мозг использует код «красный», чтобы она наконец прозрела.
— Погаси свечи, мне далеко тянуться, — произносит Гермиона, когда залезает в постель с таким ощущением бешеной усталости, что, кажется, стоит голове опуститься на подушку, она моментально отключится до самого утра.
— Погашу, — оставляет на тумбочке наручные часы Северус, также намереваясь поскорее уснуть, потому что день выдается просто сумасшедший.
Гермиона заваливается на правый бок, подминая под себя одеяло, чтобы обнять его ногами, и старается игнорировать тяжелый ком в желудке, появившийся почти сразу после ужина.
Обычно она никогда не сомневается в свежести продуктов, которые закупают Моди с Эванжелиной, но сегодняшняя баранина с каждым последующим часом все сильнее вызывает у нее подозрение.
Северус ложится рядом, слегка встряхивая одеяло, от чего ввысь взмывает неизменный запах одеколона, которым супруг пользуется годами. Едва аромат попадает в нос, Гермиона резко открывает глаза и, не скрывая неприязни, морщится.
— О, Мерлин, что за запах такой? — восклицает она и кривит губы.
Северус еще даже не успевает задуть свечи, озадаченно поворачивается к Гермионе и принюхивается.
— Мой одеколон, — наконец отвечает он, потому что просто больше ничего не чувствует.
— Ох, ты уверен? — привстает она на локтях. — Запах просто чудовищный.
Северус снова принюхивается. Да нет же, его одеколон. Ни капельки не отличается.
— Но это твой любимый, — старается понять ее Северус. — Ты же сама мне его тогда на день рождения подарила.
Северус ерзает на месте, из-за чего запах снова взмывает ввысь. Он замечает, как Гермиона бледнеет на глазах.
— Мерлин, — сглатывает она, — Северус, я не шучу, снимай рубашку немедленно и брось куда-нибудь подальше.
Мужчина садится на постели и хмурится, явно обеспокоенный поведением супруги. Запах снова попадает девушке в нос. Она зажимает его ладонью и, чувствуя, как начинает подкатывать, отбрасывает одеяло, вскакивая с места.
— Гермиона!..
Северус смотрит на то, как она вихрем мчит в ванную и на ходу включает свет, скрываясь за дверью. Он вскакивает с постели следом и бежит за ней. Еще не успев добежать до ванной, он слышит утробные горловые звуки.
— Гермиона! — подлетает он к девушке и сразу забирает в хвост ее волосы.
Девушка стоит на коленях над унитазом, схватив его руками до белеющих костяшек пальцев, спина ее выгибается, все тело сотрясают спазмы.
— Не смотри, — урвав мгновение между спазмами, выдавливает она и снова склоняется ниже.
Это продолжается пару минут. Северус гладит ее прохладной свободной рукой по спине, второй продолжая держать волосы. Когда все заканчивается, девушка сплевывает последний раз, нажимает на ручку смыва и закрывает крышку, не без усилий усаживаясь на нее сверху.
— Я просила не смотреть, — слабым голосом произносит она, опустив ледяную ладонь на покрытый испариной лоб.
Северус встревожено заглядывает в лицо супруги, присаживаясь на корточки рядом.
— Я не смотрел, — старается он сделать так, чтобы голос не выдавал тревоги. — Тебе что-нибудь нужно?
Гермиона устало прикрывает глаза и, бросив руки на колени, старается отдышаться.
— Воды, — кивает она. — Во рту просто кошмарный привкус.
Северус тут же ретируется к раковине, наливает стакан и возвращается обратно, протягивая его девушке, но со своих рук. У нее ладони подрагивают. Гермиона не сопротивляется помощи, набирает воды в рот, полощет его и, не смущаясь, выплевывает все в стоящую рядом ванную.