Гермиона не разговаривает об этом с Розамунд, ждет, когда та сама расскажет.
И она рассказывает.
Взахлеб, торопливо, глотая слова, сначала сетуя на то, что в таком возрасте только крест на себе ставить, а потом упоминая, что сорок один год — это лишь начало жизни. Именно жизни, а не существования.
После той встречи в две тысячи четвертом Рози начинает чаще с ней видеться. То Рита берет к ней билет на поезд, то Розамунд остается на пару будних дней в гостевой комнате поместья Снейп, хоть там и не ночует.
Сначала они боятся собственных мыслей, даже стыдятся их, старая закалка играет свою роль, а потом осознают, что тратят свою жизнь впустую, умалчивая о самом главном. Только в две тысячи четырнадцатом Рози рассказывает Гермионе о том, что они вместе.
Забавно только, что Гермиона это понимает раньше них самих.
Северус воспринимает новость сначала скептически, но не потому что имеет что-то против подобного рода привязанности, а потому что сходится Розамунд не с кем-то там, а именно с Ритой.
Северус не говорит об этом вслух, но Гермиона и сама понимает, что эта новость задевает его гордость и мужское начало. Будем честны, грех не расстроиться, когда после отношений с тобой женщина находит утешение в другой женщине.
— Я поэтому и приехала, — с лисьим прищуром смотрит она на Гермиону.
Девушка старается поудобнее сесть, потому что ее внезапно поражает укол тревоги. Только она понять не может, откуда он берется, потому что по тону Рози понятно — новость хорошая. Гермиона едва заметно морщится от очередной вспышки спазма.
Терпимо.
— Новость не для писем, — добавляет она.
Гермиона заинтересованно вскидывает брови, стараясь слушать разговор. На душе у нее становится неспокойно. Розамунд придвигается чуть ближе.
— Мы решили расписаться, — решает не томить ее Розамунд.
Гермиона охает в изумлении и тут же прикладывает ладошки ко рту, расширив глаза.
— Ох, Рози! — не верит она собственным ушам. — Я так рада! Так рада за тебя, дорогая!
Девушка тянет к ней руки, не замечая за приливом эндорфина усиливающихся спазмов, и Розамунд сама встает с места, заключая ее в объятия. Гермиона гладит ее по спине пару мгновений.
— Только все будет тихо, — выпуская ее из объятий, хочет сесть на место Рози. — Маленькая церковь, никакого пышного празднества, — поправляет она подушку на кресле, чтобы сесть удобнее, — из приглашенных только вы с Северусом и мой друг с работы. Мы с Ритой обе считаем его своим близким…
Розамунд не заканчивает предложение, когда поднимает на собеседницу глаза. Мысль теряется моментально.
— Гермиона! — встревоженно произносит Розамунд, тут же вскакивая с места.
Лицо Гермионы бледное, как полотно. От бешеной вспышки боли ей даже не удается закричать, она лишь беспомощно открывает и закрывает рот, хватаясь с остервенением за ручки кресла.
Пальцы на ногах девушки подгибаются, она пытается притянуть колени к себе, но у нее сводит судорогой мышцы. Из глаз брызжут слезы. И в следующее мгновение она набирает с хрипом в легкие воздуха.
Воздух заднего двора почти рябит от вспышки ее наполненного истинной болью крика, от которого у Розамунд замирает сердце. Птицы врассыпную бросаются из кроны тополя, что-то выкрикивая в ответ.
Возле дома с грохотом разбивается о каменную дорожку поднос с новым сервизом.
— Гермиона!
Возглас Северуса наполнен таким бешеным, чудовищным страхом, что начинают дрожать руки. Он мчит со всех ног к ней и почти падает рядом на колени. Розамунд, словно парализованная происходящим, лишь беспомощно делает шаг назад, освобождая ему место.
— Гермиона! Гермиона! — вопит он, истерично бегая по ней взглядом. — Можешь говорить?! Тебе больно?! Что мне сделать?!
Гермиона запрокидывает голову назад, изломляя губы в плаксивом оскале и зажмуривая глаза.
— Я… — задыхается она, стараясь произнести хоть что-то. — Он!..
Ее снова скручивает от вспышки спазма. Гермиона хватается за живот, не представляя, что ей сейчас сделать, потому что она даже не может связать двух слов в предложение. Ей надо в Мунго! Ей срочно надо в Мунго!
Как мне сказать им, что еще слишком рано!
— Что… кто, — Северус хватается в поисках опоры за сиденье кресла и тут же реагирует, опустив взгляд вниз. — Что это?..
Розамунд смотрит на кресло и его потемневшую обивку. И ее подбрасывает.
— Заводи машину, — резко произносит она, когда моментально выходит из оцепенения.
— Что? — смотрит он на Розамунд.
Женщина подходит к Гермионе и берет ее руку, перекидывая себе на плечо.
— Заводи машину, — рявкает она. — Едем в Мунго, у нее схватки.
Это отрезвляет Северуса ведром ледяной воды. Вмиг посуровев, он прячет глубоко внутри тревогу и берет Гермиону на руки, не слушая бесполезные протесты дальней родственницы.
— В подсобке холла возьми приготовленную сумку, Розамунд, — с деланным хладнокровием произносит Северус. — В машине жду через минуту.
Розамунд срывается с места раньше него и вихрем мчит в дом. Северус идет следом быстрым шагом, но осторожным. Он держит Гермиону так, чтобы не навредить ей. Девушка едва ворочает синеватыми, сухими губами, морща брови и сжимаясь всем телом.
Она старается не плакать.
Северус порой поражается, откуда в ней столько силы.
— Я все сделаю, — коротко произносит он, пересекая холл дома, в подсобке которой копается Розамунд. — Любовь моя, я все сделаю.
Он не говорит «все будет хорошо». Он не говорит «я тебя люблю». Он не говорит «еще немного».
Он говорит, что все сделает.
Потому что только это сейчас важно.
Моди с Эванжелиной не задают вопросов, пусть и бледнеют на глазах от увиденного сильнее самой Гермионы. Эльфийки молча открывают парадную перед хозяином, снимают магию с ворот и открывают двери автомобиля.
Северус усаживает Гермиону на заднее сидение. Дышит она тяжело и часто. Лоб покрыт испариной, в глазах — неподдельный страх, а руки дрожат.
— Сейчас, Гермиона, — он вкладывает невообразимое количество сил, чтобы выглядеть спокойным.
Ему нельзя показывать свой страх. Не в этой ситуации. Не когда она сама смертельно напугана. Усадив ее, Северус уже собирается отойти, как вдруг Гермиона хватает его за руку.
— Нет, — рвано выдыхает она. — Останься, — в ее глазах настоящая мольба.
Северус уже залетает к ней, буквально опускает ногу в салон, как вдруг его за шиворот тянет назад чья-то рука. Он сдавленно вздыхает, хватаясь за шею, из-за чего выпускает руку супруги из своей ладони, но тут же берет себя в руки.
— Я не умею водить машину, Северус, — отрывисто произносит Розамунд и, бросив сумку в багажник, идет к задней двери, — я поеду с ней. Иди за руль, времени мало.
Как бы Северусу не хотелось этого признавать… Розамунд права. Быстро забравшись на водительское сидение, Северус включает зажигание и трогается с места так резко, что из-под колес вырываются ввысь клубы пыли с дороги, а тормоза предательски скрипят.
Хорошо, что Моди успевает закрыть багажник и отойти от машины.
Северус превышает скорость, давит педаль почти в пол и взгляда не сводит с зеркала заднего вида. Розамунд сидит спиной к двери, Гермиона лежит на ней, ноги ее в согнутом положении покоятся на сидении.
Колени Гермионы дергаются на каждой кочке.
Если бы Северус мог, он бы эту машину по воздуху вел.
— Дыши, девочка, — гладит ее по волосам Розамунд, — вот так, молодец. Давай вместе… Вдох…
Гермиона послушно старается вдохнуть, но делает это с дрожью. На третий раз, кажется, отпускает спазм, но от этого не легче. Осознание происходящего обжигает глотку.
— Еще рано, — почти плачет Гермиона и вся дрожит. — Еще очень-очень рано! Еще рано!..
— Тише-тише, т-ш-ш, — старается успокоить ее Розамунд, пусть и понимает, что такие попытки бессмысленные, — не нужно слез. Они лишь навредят, и ты сама это знаешь.
Гермиона несколько раз кивает и старается дышать ровнее. Все тело будто не принадлежит ей, словно из ваты. Голова гудит. Очередной спазм оказывается сильнее предыдущего. Гермиона сжимает спинку сидения пальцами до такой степени, что белеют ногтевые пластины.