Северус снова угадывает ее не сказанные вслух слова, открывая позади себя двери. В кабинку хлещет поток прохлады. Гермиона смаргивает воду и часто дышит, стараясь вернуться в норму.
Ох, Мерлин, как же меня трусит! В голове этот разговор звучал намного легче!
— Продолжай, — мягко побуждает он ее говорить дальше.
Она так прекрасна в это самое мгновение. Взволнованная, с мокрыми волосами и горящими глазами, в которых алым огнем мерцает принятое решение. Северус догадывается, о чем она хочет поговорить.
— Мне кажется, — она нервно улыбается, на мгновение прикусив нижнюю губу, — кажется, я готова, — смотрит она ему в глаза.
Северус театрально вскидывает брови, изображая искреннее удивление. Ох, Мерлин, я так хорошо ее знаю. Я так хорошо знаю свою жену, спасибо.
— К чему же, позволь узнать? — наслаждается он моментом.
— Ну же, — она на мгновение закрывает лицо ладонями, потому что совершенно не знает, как выразить мысль.
Она даже не догадывается, что Северус ее маленькое большое желание видит теперь и сам, потому что в своей кладовке в окружении котлов и склянок для зелий бывает намного чаще своей жены. Гермиона собирается с мыслями и снова смотрит Северусу в глаза.
— Я больше не хочу варить свое зелье, — наконец признается она, а сама волнуется так, что нижние веки подрагивают.
Теперь они говорят друг другу обо всем, что их беспокоит. Обо всем, что касается их жизни и их семьи. Делятся друг с другом переживаниями, мыслями и чувствами. И со временем понимают, что они словно один человек.
— Я приняла решение, — поджимает она на мгновение губы, — но я хочу знать, как ты к этому относишься, — ее голос становится тверже. — Если ты не готов или не хочешь, я пойму, мы придем к другому компромиссу или…
Видимо, она думает над этим слишком долго. Видимо, она думает над этим слишком тщательно и часто, продумав любой ответ на даже самый невозможный вопрос. Северус чуть улыбается от этого.
От ее продуманности и серьезного подхода к делу. Он же тоже думал об этом.
И не единожды.
Северус и сам принимает решение задолго до этого разговора.
— Я тоже этого хочу, — не дает он закончить ей свою тираду.
Гермиона замолкает на полуслове, во все глаза глядя на своего мужа. От неожиданности она теряет весь свой запал решимости, который копит в себе все эти месяцы на этот разговор.
— Что? — не верит она своим ушам.
Северус мягко обхватывает ее лицо ладонью и чуть приподнимает голову супруги вверх, чтобы смотреть в ее искрящиеся светом карие глаза. Сейчас он сделает то, чего не случалось последние лет двадцать.
— Я тоже этого хочу, — чуть улыбнувшись, повторяет он.
Гермиона вздрагивает, распахнув глаза. Северус именно это и говорит. Дважды. Он повторяет, хотя ничего никому никогда не повторяет. Гермиона не может сдержать искренней, немного безумной улыбки. Она обвивает руками его шею и звонко целует, снова утягивая супруга под горячие струи воды.
Разорвав на мгновение поцелуй, Гермиона невозможно близко замирает возле Северуса, бросая лукавый взгляд из-под опущенных ресниц.
— Я тебя люблю, — шепчет она ему в губы, наслаждаясь тем, как струи воды бьют по запястьям, согревая окоченевшие от волнительного разговора руки.
— И я тебя люблю, — отвечает он, опуская веки и закрывая за спиной двери кабинки, потому что внутри становится слишком холодно.
Следующие три недели Гермиона почти порхает, намеренно меньше подвергает себя стрессу, любит мужа чуть реже, чем обычно, потому что следит за календарем, и контролирует свое питание.
Она покупает сразу три теста и делает их одновременно, выкладывая в ряд на туалетный столик в ванной и засекая время. От волнения она снова начинает грызть ноготь на указательном пальце правой руки, но вовремя одергивает себя, когда слышит знакомые шаги.
— Не опоздал? — заглядывает в ванную Северус.
— Нет-нет, — тараторит она, — садись, только через три минуты, вот стул, давай, садись, вот так.
— Гермиона…
— Знаю-знаю, — машет она рукой, — снова тараторю, но я на прошлой неделе мало потребляла клетчатки, надеюсь, это не сильно важно… Я потом схожу на консультацию, обязательно схожу, — задыхается она словами. — Мне же двадцать восемь, идеальный возраст, и с карьерой теперь порядок, да и в целом…
Северус сгребает ее в охапку, прижимая к себе, и прикасается губами к волосам на макушке, опуская ладони на ее лопатки. Он чувствует, как она взволнована, как напряжена. Северус не хочет, чтобы она переживала.
Не хочет, чтобы нервничала лишний раз.
— Ты великолепна, — шепчет он и гладит ее по спине, — прекрасна… Утонченна и сильна…
Он чувствует, как она тяжело и с дрожью вздыхает, но расслабляется в его руках.
— Мне продолжать? — вскидывает он левую бровь.
— Разумеется, — бубнит она ему куда-то в грудную клетку.
Северус издает смешок.
— Ты…
Таймер, оповещающий об окончании, звонко трещит, и Гермиона почти подрывается на месте, выбираясь из объятий супруга. Подбежав к туалетному столику, девушка выключает таймер и склоняется над тремя тестами, глядя поочередно на каждый из них.
Ох, Мерлин, ничего не понимаю!
Убрав за уши волосы, она оглядывается по сторонам в поисках коробки с инструкцией, вспоминает о том, что благополучно все три выбросила, чертыхается, чем вызывает забавное удивление на лице супруга, и вытаскивает все три упаковки из мусорного ведра.
— Так, что тут у нас, — снова заправив за уши волосы, смотрит она на инструкцию и щурится.
Северус подходит к ней и с интересом смотрит на три теста, стараясь разобраться со всем этим с тем же энтузиазмом, что и его супруга.
— Кажется, если положительный, — смотрит Гермиона то на тест, то на инструкцию, — тут должен быть плюс. А вот тут, — указывает она на второй тест. — Две полоски.
Они оба внимательно смотрят на все три судьбоносные штуковины, чувствуя, как от волнения чаще стучит в груди сердце. Северус чуть хмурится первым.
— Я вижу только минус на этом, — указывает он, — а здесь одна полоса.
Гермиона нервно нажевывает нижнюю губу, продолжая лихорадочно бегать взглядом по тестам.
— Может, они еще не настоялись? — с надеждой спрашивает она, оборачиваясь к супругу.
Северус чуть хмыкает и подходит ближе, целуя Гермиону в висок.
— Ничего, — негромко произносит он. — В первый раз редко у кого получается.
Гермиона согласно кивает и прикрывает глаза, когда родное тепло окутывает тело. Девушка кладет голову Северусу на плечо, и он мягко гладит ее по предплечью. В тишине они стоят какое-то время.
— Завтрак? — первым нарушает тишину Северус. — Хотя… — тянет он. — Дейзи с Розамунд вернутся только после обеда…
Интонация супруга говорит сама за себя. Гермиона заговорщически улыбается и обвивает руками его шею, утягивая в поцелуй. Свет в ванной она за собой включает случайно, когда задевает выключатель ногой, находясь на руках Северуса.
На туалетном столике в темноте лежат три отрицательных теста.
Со временем на этом столе появляются и другие.
Все показывают один и тот же результат. Первые полгода Северус просит ее не делать тесты без него, а затем Гермиона просто сама не хочет, чтобы он видел очередное разочарование. Она начинает делать их в одиночку. Иногда с раннего утра, но очень редко, потому что перед работой или выходными настроение портить не хочется.
Гермиона все чаще делает тесты перед сном. Этот обряд превращается в привычку, потому что она подсознательно чувствует, какой увидит результат, после чего вновь расстраивается, но не позволяет себе опустить руки.
Она идет к своему мужу, который понимает все без слов. И они снова предпринимают попытку с надеждой на лучшее.
В начале третьего года Гермиона уже не достает таймер, она знает, что за это время успеет подвести брови и уложить их. Взяв в руки коричневый карандаш, девушка ловкими и отработанными годами движениями наводит красоту, вынимает щеточку и делает укладку.