– Если тебя интересует мое мнение, иногда женщинам просто нужно выплакаться, – отважился высказаться Гарри.
Карпатка стремительно неслась к дому. Убедившись в том, что она в безопасности, Грегори доставил Гарри к его жилищу.
– Не выходи, пока мы не зайдем за тобой, – посоветовал Древнейший, одновременно сливаясь с сознанием Саванны. Он увидел, как она вбегает по винтовой лестнице к тайной комнате с сокровищем, которое оставил им Джулиан.
Чуть не сорвав дверь с петель, Саванна калачиком свернулась на целительной земле и разрыдалась. Так много смертей. Питер. Что, если бы сегодня она потеряла Гарри? Он погиб бы прямо на ее глазах, а она даже не могла помочь: Грегори не позволил бы ей этого сделать.
Попрощавшись со смертным, карпатец вернулся к Саванне. Трепетно и нежно он снял с нее грязную одежду, раскрошил хранящие аромат их родины травы и лег рядом с ней. Он гладил любимую по волосам и чтото нежно шептал на французском языке.
Саванна опустила голову на плечо мужчины, ее глаза были закрыты. Она пыталась заглушить рыдания, но Грегори чувствовал их всем телом. Он знал, как уничтожить самых опасных и хитрых созданий на земле, умел вызывать грозы и ураганы, но и понятия не имел, как успокоить любимую женщину, как сделать так, чтобы она перестала плакать. Он крепко сжимал ее в своих объятиях, а потом, почувствовав, что Саванна обессилела от слез, погрузил, их обоих в глубокий сон.
Глава 15
Буря надвигалась на Новый Орлеан с моря. Необузданная стихия бесновалась. Дождь хлестал по улицам с такой силой, что массивные городские помпы вскоре бессильны были сдерживать потоки воды. Вспышки молний, танцуя, рассекали ночное небо, усиливая ошеломляющую красоту природы. Раскаты грома сотрясали воздух, угрожая разрушить дом до самого основания, отчего неукротимое буйство стихии становилось еще более ужасающим.
Грегори босым обошел дом в поисках Саванны и обнаружил ее во дворе: одинокую, молчаливую, задумчивую. Дважды после пробуждения он входил в ее сознание и оба раза видел в нем печаль, растерянность и хаос. Целитель знал, что никогда не сможет дать ей того, чего она хотела, – возможности сражаться с ним бок о бок в битвах. Он приходил в неистовство от одной только мысли о том, что Саванне может грозить опасность. Великий карпатец пребывал в полной растерянности. Несмотря на все свои знания и опыт, он не знал, как утешить возлюбленную.
Карпатка задумчиво наблюдала за тем, как сгущаются, кружатся, словно в водовороте, темные тучи, предвещая сильную бурю. Внезапно небеса разверзлись, и потоки воды хлынули на землю, но Саванна лишь свернулась калачиком в кресле и продолжала полным скорби взглядом наблюдать за бушующей стихией.
Грегори остановился в дверном проеме, его глаза были полны заботы. Его любимая, не отрываясь, смотрела на танцующие вспышки молний, не обращая внимания на то, что с ее волос стекала вода, а тонкая шелковая рубашка насквозь промокла и прилипла к телу, словно вторая кожа, четко очерчивая контур великолепной груди и придавая Саванне сходство с языческой богиней. Она была так прекрасна, что у Грегори перехватило дыхание. Вокруг бесновалась стихия, разрушительная и неукротимая, а в центре сидела она, словно была частью всего этого.
Мыслями девушка была далеко отсюда. Грегори нуждался в единении с ней, но Саванна была слишком отстранена. Несмотря на внешнее спокойствие, в душе молодой женщины бушевал ураган.
Карпатка не осуждала Грегори, не винила за промахи, за то, что царило сейчас в ее душе. Она лишь отчаянно желала понять и принять то, что уже не могла изменить. Саванна чувствовала, что еще слишком молода и ей не хватает опыта. Девушку терзала мысль о том, что она, пусть и непреднамеренно, подвергала Грегори опасности, не сумев скрыть свое присутствие от врагов. Темному с трудом удалось сдержать стон: он был недостоин ее, и никогда не будет.
Карпатка медленно повернулась к нему, в глубине ее синих глаз буйствовал шторм.
И тогда он почувствовал жар и голод. Она поднималась, заставляя кипеть кровь, взывая к его первобытным инстинктам. Чудовище в нем ревело, голод неистовствовал. В глубине глаз Древнейшего вспыхнуло алое пламя – они больше не были человеческими.
Этот миг навсегда отпечатался в памяти Грегори. Он запомнил его на века. Эта ночь принадлежала только им. Что бы между ними ни происходило, их всегда будет неудержимо тянуть друг к другу. Они были единым целым.
Деревья гнулись под порывами ветра, растения склонялись до земли под натиском стихии. Воздух был влажным, его то и дело пронзали электрические разряды. Одна из белоснежных молний вонзилась в соседнее здание, опалив стены; другая взорвала стеклянную телефонную будку, превратив ее в груду осколков.
Карпатка стояла во дворе – молнии танцевали над ее головой, а ветер развевал длинные черные волосы. Внезапно девушка раскинула руки, словно желая обнять буйствующую вокруг стихию. Ее кремовая кожа была безупречно гладкой и влажной, твердые соски манили сквозь мокрую ткань рубашки. Темный треугольник волос у основания стройных ног искушал Грегори, соблазнял его.
Словно загипнотизированный, карпатец шагнул к ней навстречу – у него не было выбора. Ничто не могло помешать ему быть сейчас рядом с этой женщиной. Он осторожно обнял ее и притянул к себе, нашел губами ее губы и впился в них. Темный не мог найти нужных слов и только так был способен донести до возлюбленной, чтоона значит для него. Чемона одарила его.
Грегори хотел ее – здесь и сейчас. Мокрую и дикую, под ночным небом, разрисованным вспышками молний. Он жадно целовал любимую, словно клеймя, словно провозглашая, что она принадлежит только ему.
Карпатец коснулся губами шеи женщины перед тем, как глубоко вонзить в нее зубы. Боль и наслаждение охватили Саванну, заставляя тело биться в экстазе. Древнейший пил ее кровь, сладкую и горячую, словно саму ее сущность, а когда насытился, то распахнул на Саванне рубашку, открывая жадному взору полную грудь и нежную кожу. Темный знал, чего она хотела, – карпаткой владел дикий голод, желание слиться с окружающим их буйством природы.
Грегори чувствовал то же самое. Его язык, прикрыв ранки на шее девушки, заскользил вниз, обжигая ее страстью. Он приник губами к груди своей женщины и стал неистово ласкать; его руки, с силой сжав ее обнаженные ягодицы, прижимали подругу к его требующему разрядки телу. Желание вновь одержало верх над рассудком, и он вонзил клыки в ее нежную грудь.
Одной рукой Саванна обнимала любимого за шею, а другой скользила по его телу, доводя мужчину до исступления. Буря неистовствовала вокруг и внутри них. Руки властно опускались все ниже по ее телу, к самому сердцу естества. Его пальцы нежно касались ее, ласкали, искушали, дразнили. Это сводило девушку с ума, заставляло все тело содрогаться. Страстные стоны Саванны заглушались раскатами грома.
Грегори следил голодным взглядом за тонкой струйкой крови, стекающей по груди Саванны. Он нежно проследил ее путь языком, спускаясь к животу, потом ниже… Ее горячее лоно уже томилось в ожидании. Карпатка закричала, когда ее накрыла волна наслаждения.
Молнии обжигающими ударами хлыста полосовали небо. Казалось, они яростно бичуют мужчину и женщину, танцуют вокруг них, подпитывая бурю их страстью. Пэегори прижал Саванну грудью к железному кружеву ограды. Никогда еще он так никого не желал.
Карпатка вскрикнула, когда Темный резко вошел в ее узкое лоно. С его губ сорвался стон наслаждения, исторгнутый из самых глубин существа, и ветер унес его в бушующую мглу. Придерживая Саванну, он входил в нее все глубже и глубже, быстрее и яростней, движения Древнейшего напоминали порывы штормового ветра.
Женщина была хрупкой, но в то же время отчаянной и дикой. Они оба находились во власти всепоглощающей страсти, но нежно любили и тонко чувствовали друг друга.
Карпатец с вожделением смотрел на безупречную спину любимой, на соблазнительный изгиб ее тела и нагнулся, чтобы слизнуть с него капельки воды. Внезапно он ощутил слабость в ее теле, почувствовал, что у Саванны кружится голова, и тут же понял, в чем дело, несмотря на ее попытки скрыть это. Он выпил слишком много ее крови. Молча, не задавая вопросов, Грегори поднял девушку на руки. Карпатка не смогла сдержать тихого стона разочарования, который польстил его мужскому самолюбию, но он все же понес ее к шезлонгу в углу дворика. Грегори лег на мокрые подушки и усадил Саванну на себя.