К тому времени, как оба защитили диссертации, они уже давно перестали встречаться на берегу Дрейзама и лишь иногда сходились в баре, чтобы посидеть в громоздких креслах за скотчем.
Они уже ни в чем не были единого мнения, кроме вопроса о том, кто из них первый в физике. Первым был Оскар, и после того, как это разделяемое обоими убеждение получило подкрепление в виде оценки summa cum laude[9] за диссертацию Оскара, Себастьян, сменив визитку на джинсы и рубашку, женился.
Гости на свадьбе шушукались из-под руки о свидетеле, который все отирался у стен и своей темной фигурой походил на одну из прячущихся по углам теней. Выражением лица он словно бы утверждал, что ему еще никогда не приходилось так славно повеселиться, как сегодня. Вместо фаты, заявил он к смущению собравшихся, Себастьяну следовало бы украсить невесту головным убором в виде зеленой лампы, ибо так принято обозначать запасной выход.
4
— Спорю на ящик «Брунелло», — предложил Оскар, — что тебе и заказали эту статью только в связи с Убийцей из машины времени.
Себастьян промолчал. Нетрудно догадаться, что дело обстояло именно так. Это видно даже из заглавия: «Профессор Фрейбургского университета объясняет теории Убийцы из машины времени». Себастьян даже специально вставил в свою статью несколько фраз из признаний преступника. Совершивший пять убийств молодой человек заявил на допросе, что это, мол, не убийства, а научный эксперимент. Он якобы прибыл из две тысячи пятнадцатого года для доказательства теории множественных вселенных. Согласно ее положениям, время не движется прямолинейно, а представляет собой гигантское количество накладывающихся одна на другую вселенных, число которых увеличивается с каждой секундой, то есть своего рода временную пену, состоящую из бесконечного числа пузырьков. По этой причине путешествие в прошлое представляет собой не возвращение в один из предшествующих периодов развития человечества, а переход из одного мира в другой. Таким образом, вмешательство в события прошлого проходит без последствий, в настоящем от этого ничего не меняется. Он может засвидетельствовать, что все его жертвы благополучно здравствуют в две тысячи пятнадцатом году. В том мире, к которому он принадлежит, никто не убит, а следовательно, не было никакого преступления. Поэтому он с сожалением вынужден констатировать, что не подлежит судебному преследованию в две тысячи седьмом году. Молодой человек с возмущением отверг совет своего адвоката, который собирался строить защиту на невменяемости обвиняемого.
— А ты понаписал в «Шпигеле» такого, — продолжал Оскар, — что переплюнул даже идеи сумасшедшего!
— Хочешь сказать — раз сумасшедший, то, следовательно, и не прав! Это для меня новость. Не знал, что сумасшествие автоматически означает неправоту.
— Тобой-то движет даже не безумие, а желание, — тут Оскар тычет себе пальцем через плечо, — релятивировать совершенно определенную реальность.
— Тише ты! — шипит Себастьян. — Довольно уже.
На том конце столовой Майка, нагнувшись, держит за запястья Лиама. Она что-то говорит ему и все время тянет к себе, а он отворачивает лицо то в одну, то в другую сторону. Когда она находит глазами Себастьяна, чтобы обменяться с ним улыбкой, упавшие на лоб волосы занавешивают ее лицо.
— А я знаю, о чем вы разговариваете, — говорит она громко. — Существует такая параллельная вселенная, где Лиам не отказывается накрывать на стол.
— Именно так, — дружелюбно отвечает Себастьян.
— И вселенная, где Оскар не смотрит так сердито.
— Надеюсь, что да.
— И может быть, еще такая, где я не твоя жена, а Лиам не сын.
Она хохочет при виде растерянности на лице Себастьяна. Потенциальный полусирота вырывается от Майки и, обежав вокруг стола, выскакивает в переднюю, Майка — следом за ним.
— Ты помешался на других мирах, — тихо говорит Оскар. — На мечте быть одновременно двумя разными людьми. По меньшей мере — двумя.
Себастьян, сделав над собой усилие, отпускает занавеску, которую все это время теребил пальцами, а вообще с удовольствием сорвал бы с карниза. Над самым его плечом пролетает выброшенный Оскаром в окно окурок. Тотчас же по ручью, оставляя за собой два треугольных следа, туда на всех парах подплывают Бонни и Клайд и, ткнувшись в воду за тонущим окурком, разочарованно остаются ни с чем.
— Ты еще помнишь тот мир, — спрашивает Оскар, — в котором ты сказал мне такие слова: «Я хочу быть почвой под твоими ногами, которая вздрогнет, когда тебя поразит месть богов»?