Комиссар Скура без сил откидывается на сиденье. Ну что такое пара зря потраченных недель! Что значат бессонные ночи, неприятные эпизоды в больнице, заброшенная кошка, несправедливые разносы от начальства! Кто оценит потраченные усилия, если от них нет пользы! Все это обозначается одной коротенькой фразой: не справилась с задачей! Едва Рите это подумалось, как ей тотчас же стало так хорошо, как будто ее объявили выздоровевшей и не пришлось делать операцию. Она летает как на крыльях! Еще немного — и она запоет. Расцеловать комиссара или свернуть ему шею!
Для долгих размышлений уже не остается времени. Шнурпфейль рывком открывает дверцу и вскакивает на водительское сиденье. Ожидая, когда через боковую дверь сядет Себастьян, который затем снова ставит себе на колени холодильную сумку, полицей-обермейстер неподвижно сидит, как школьник, наклонив голову и положив руки на руль.
— Волнуетесь перед началом? — спрашивает Шильф.
— С меня вроде бы уже хватило, — говорит Шнурпфейль.
Рита оделяет каждого из сидящих в машине задумчивым взглядом. Ей вдруг кажется, что она понимает, как чувствует себя Себастьян. И комиссар. Возможно, и Оскар. В конечном счете речь идет о том, чтобы встретить сокрушительное поражение не сгибаясь. Комиссар Скура быстрым движением протягивает руку и кладет ладонь полицей-обермейстеру на плечо.
— Шнурпфейль, — говорит она, — этим выездом руковожу я.
По его лицу пробегает тень улыбки.
— Куда теперь? — спрашивает он.
— Едем домой, — говорит комиссар. — Ждать.
6
Юлия с таким нетерпением бросается им навстречу в передней, что комиссар невольно радуется, что явился перед ней не с пустыми руками. Она стоит, взяв его под руку, пока он знакомит ее с убийцей. Тот топчется возле только что захлопнутой входной двери и кажется в тесном пространстве неловким, слишком крупным и насупленным. Его левая рука сжимает ручку холодильной сумки. Комиссару и его подруге, которые изо всех сил дружно ему улыбаются, он заглядывает в лицо так робко, словно стоит перед трибуналом.
Шильф не захотел опять оставлять его одного и потому попросил остальных переждать последние часы перед выступлением всем вместе. Когда Себастьян заколебался, он объявил, что это не приглашение, а приказ. Сейчас Шильф сознает, что, находясь у себя в квартире рядом с подругой, он перестал быть официальным лицом. Себастьян неожиданно оказался в обществе незнакомого человека и его значительно более молодой жены, поэтому он поневоле задается вопросом, что думают о нем эти люди. Так же как больной на приеме не стесняется лечащего врача, убийца тоже не смущается перед полицией. Но у Себастьяна еще не выработался навык, как вести себя в гостях, зная, что он преступник. Подобно жертве несчастного случая, ему приходится всему учиться заново: как разговаривать, как двигаться, как смотреть людям в глаза. Чем раньше ты это начнешь, тем лучше, думает комиссар.
Юлия протягивает руку и говорит, что вживую Себастьян ей нравится еще больше, чем по телевизору; эти слова заметно сняли с Себастьяна напряжение. Комиссар уже направился в гостиную, когда вдруг вспомнил, что чуть было не пропустил результаты важного эксперимента. Еще поднимаясь по лестнице, он все время боялся, как произойдет встреча Юлии и Себастьяна. Он представлял себе, как его подруга протягивает Себастьяну руку и в этот миг с небес низвергается молния и испепеляет Юлию, от которой остается только легкий дымок. Или — еще хуже — как Себастьян, войдя в квартиру, проходит прямо сквозь Юлию так, будто там никого нет. Мимолетно Шильф испытывает угрызения совести. Он не может точно сказать, почему в решительный момент забыл про свои страхи: потому ли, что они были так нелепы, или потому, что ему теперь уже все равно, если даже Юлия рассеется дымом.
Себастьян огляделся в комнате и любезно похвалил квартиру, погрешив против истины. Комиссар распоряжается, чтобы Юлия стала на кухне, прижавшись спиной к стенке, и велит Себастьяну заносить в открытую дверь холодильную сумку. В конце концов, комиссар ведь привез не только убийцу, но еще кое-что особенное, в известном смысле принадлежащее убийце. Это последнее нужно срочно поместить в морозилку.
— Пикник? — спрашивает Юлия.
Не успела она досказать свою шутку с упоминанием пива и мороженого, как Шильф уже снял крышку. Появление Даббелинга сразу отодвигает голос Юлии куда-то на задний план, словно кто-то повернул ручку и уменьшил звук. Усохшая кожа на лице съежилась, обтянув кости, глаза испуганно открыты, как будто велосипедист вечно едет навстречу натянутому поперек дороги железному тросу. Нос скошен набок, рот скривился в недоброй усмешке. Снизу из путаницы перерезанных трубок торчат в виде рукоятки беленькие и чистенькие позвонки. Себастьян протискивается ближе. Он хочет сам вынуть из сумки голову своей жертвы.