— Дальше! — требует Себастьян.
— Когда вы были у Оскара в Женеве, он сам себя обманывал. А тем самым и вас. Кто бы подумал, что именно он предложил вам параллельный мир! Совместное бегство, которого он сам больше всего желал. Предательство — тяжкий груз. Ни один полицейский, ни один судья ничего не могут с этим поделать.
— Еще дальше, — говорит Себастьян.
— Предположим, вы по неосторожности сталкиваетесь на тротуаре с женщиной. Она споткнулась и сломала себе лодыжку. Неделю спустя женщина попадает в дорожную аварию: из-за сломанной лодыжки она не смогла выбраться из машины и заживо сгорела. Ни один суд не признает вас виновным в убийстве. Вами даже не будет заниматься полиция. Но подумайте сами, что светит вам перед судом вашей совести?
— Вы хотите заставить Оскара предстать перед судом его совести, — медленно произносит Себастьян.
— Потому что это единственный суд, который действительно может вас оправдать, — говорит Шильф.
Себастьян молчит. Комиссар закрывает окно и усаживается в кресло рядом с диваном, с тем чтобы молча просидеть два часа, уставив глаза в потолок.
7
Если вызвать такого человека, как Оскар, чтобы он завтра в пять утра явился на лесную поляну, он явится. Даже если за ним не оставят права на выбор оружия.
Рита Скура с сомнением заглядывает в глаза первому гаупткомиссару криминальной полиции и, выдержав его взгляд, кивает. Лес еще не завершил утреннего туалета. Влажные от росы листья блестят, как свежепостиранные, красная наперстянка зевает во все свои бесчисленные ротики. В оркестровой яме птичья филармония настраивает инструменты. Люди среди этого коллективного пробуждения выглядят бледно. Утренний свет вылавливает любой недостаток, проводит под глазами круги, заостряет морщинки вокруг рта и носа. Головная боль в это утро не так уж сильна, а скорее смахивает на хорошо защищенный мягкими подушками вакуум. Шильф трогает свой затылок, находит рукоятку из позвонков, на которые насажен череп. Он ощупывает трубки и кабели, которые связывают его «я», всегда располагающееся на самом верху, на командном мостике собственного бытия, со всем остальным телом. Ему кажется, будто он уже чувствует, как высыхает на костях кожа, а рот искривляется в сатанинской усмешке, на которую Рита отвечает смущенной улыбкой.
Он подает ей знак. Она подходит к Шнурпфейлю, который растерянно ждет с велосипедом, одетый в желтое трико, и что-то тихо ему говорит. Полицей-обермейстер наклоняет голову, подставляя ухо к ее губам. Ее рука невзначай касается его щеки. Это прикосновение превращает Шнурпфейля в сияющего героя. Шильф видит, как комиссарша и полицей-обермейстер засмотрелись, глядя в глаза друг другу. Красивая пара!
Уходя из квартиры, комиссар не стал будить свою подругу. Себастьяна он растолкал за плечо, прикладывая при этом палец к губам. Даббелинг примерз к морозильной камере. Стараясь не шуметь, они выковыряли его отверткой и на цыпочках вышли за дверь.
«Предательство — тяжкий груз, подумал комиссар», — думает комиссар.
Но еще он думает: «Я не расспрашивал у нее про ее прошлое. Она не расспрашивает меня про мое будущее». И еще: «Это называется „заключить сделку“. У сна и у смерти общая черта состоит в том, что и тот и другая предоставляют своим постояльцам отдельные комнаты. Туда никого не возьмешь с собой».
Рита убирает руку от щеки Шнурпфейля.
— А теперь вперед! — произносит она отрывисто.
Полицей-обермейстер садится на велосипед и изо всех сил жмет на педали, набирая скорость для подъема. Шильф видит, как он преодолевает длинный поворот — мимо ресторанчика на луговом склоне, вдоль верхнего края седловины, — и наконец, превратившись в малюсенькую фигурку, исчезает в лесу. Там он вместе с велосипедом спрячется за деревьями. И будет ждать.
Шильф отворачивается и проверяет рукой металлический трос. Себастьян, поднаторевший в этом деле, натянул его до предела, хотя для сегодняшней задачи в этом и нет необходимости.
Шильф подает новый знак. По его жесту Себастьян, одетый в такое же желтое трико, что и Шнурпфейль, приседает к земле. В нескольких метрах от растянутого троса он ложится ничком на асфальт, так чтобы тело наполовину высовывалось на дорогу. К нему подходит Рита Скура и прикрывает ветками оставшиеся за обочиной голову и плечи.
Запрокинув голову, Шильф смотрит на второй велосипед, подвешенный среди листвы и медленно поворачивающийся на невидимом нейлоновом шнуре вокруг собственной оси. Уже со второй попытки полицей-обермейстеру удалось закинуть катушку с крюком на ветки. Он подтянул велосипед наверх и прикрепил катушку к стволу молодой березы. Шильф отвязывает катушку. Теперь ему приходится прикладывать немало сил, удерживая вес велосипеда.