Возможно, из-за этого легкого рывка, недоуменно оглянувшись, Второй потерял равновесие – или неудачно сместил центр тяжести из-за нелегкой ноши на спине, или поврежденная нога подвела. Он оступился, и его тело бросило вперед, в темный провал лестничного пролета. И тут же послышался странный зловещий шелест. Вскидывая выхваченный из кармана фонарь, Первый в дрожащем луче света увидел, как тело друга распадается на части, словно под взмахами невидимых лезвий. Как хлещет из жутких ран кровь, заливая обшарпанные стены и ступеньки лестничного пролета. Предсмертный человеческий вопль оборвался, едва вырвавшись из горла. Голова и плечо с правой рукой покатились отдельно от туловища. И хотя человек погиб, его тело, рухнувшее на бетон лестничной площадки, в свете фонаря продолжало шевелиться, словно неведомый кукловод дергал за незримые ниточки.
– Назад! – сдавленно прошипел Первый, попятившись.
«Так вот почему в подъезде было тихо, почему ни одна собака не сунулась», – запоздало дошло до него. Зимой вязальщики просыпаются не сразу, слишком холодно. Но все же просыпаются, если упрямая живность продолжает вновь и вновь входить в зону его досягаемости. Сначала под ним прошли сталкеры. Потом – караванщики. А когда в подъезд сунулись клыканы, вязальщик уже ждал.
У клыканов хватило чутья не высовываться.
У людей – нет.
Компаньоны дружными усилиями вдернули командира обратно в квартиру, а Каравай тихо, словно железо вдруг превратилось в хрупкое стекло, закрыл дверь, не издав ни звука.
– И что теперь?! – прохрипел Первый окончательно севшим горлом. Стажер сидит на трансформаторной будке, а они даже не смогли выбраться из проклятого здания.
– Есть идея! – Соленый бросился обратно в зал, где только что отсиживались караванщики.
«Надеюсь, идея не такая же отмороженная, как у Стажера», – в каком-то ступоре подумал караванщик, вваливаясь следом. Страшная, мгновенная гибель товарища выбила его из колеи. Но сейчас не время раскисать. Скорбеть он будет потом, когда выживет сам и спасет свою сцепку. Сжав зубы, он с силой встряхнул головой, прогоняя слабость.
Соленый уже орудовал возле окна по примеру Стажера – зацепив «кошку» за батарею, скинул трос, и, первым перевалившись через край, скользнул вниз.
А ведь и правда – не обязательно выбираться тем же путем, каким вошли.
– Я прикрою, – отрывисто бросил Каравай, вскидывая автомат и шаря стволом по окрестностям. – Мужики, давайте вниз, пока собак нет! Ну же!!
Глава 3
Одиночка
Переступив порог квартирки из двух небольших комнатушек, в которой он проживал с семьей, Грешник хмуро оглядел взволнованные томительным ожиданием лица жены и дочери. Фиона и Майя сидели за столом, обе уже облачены в теплую одежду, пальцы нервно стискивают на коленях заранее приготовленные зимние шапки. Женщинам понадобилось немало мужества, чтобы отважиться на такой поход, но решение уже принято, назад пути нет. На полу – рюкзаки, набитые вещами. На кровати – сваленная беспорядочной грудой одежда, из которой выбирали лучшее.
Неприятное предчувствие, что сегодня все пойдет не так, как надо, не оставляло Полякова ни на минуту, отравляя и без того паршивое настроение. Такое неподготовленное заранее, поспешное бегство, когда приходится импровизировать на ходу, кого угодно выбьет из колеи. Именно поэтому его совсем не тянуло на разговоры.
Грешник молча шагнул к столу, небрежно отодвинул металлический чайник, в котором булькнула давно остывшая заварка, положил оружие на столешницу. На тарелку с галетами и вскрытую банку тушенки из армейского сухпайка глянул лишь мельком. Приготовили для него, чтобы подкрепился перед выходом, но есть не хотелось. После убийства он всегда долго не мог смотреть на любую пищу, словно насыщаясь чужой смертью.
По-прежнему не говоря ни слова, Сергей бесцеремонно вытряхнул из рюкзаков все вещи на кровать, в общую кучу, не обращая внимания на недоумевающие ахи жены. Фиона же промолчала. Молодец, девочка. Понимает, что ничего отец зря делать не станет. Полотенца, нижнее белье, мыло, зубная щетка, кофточки, штаны… ну блин прямо на курорт собрались, а не в поход! Из рюкзака дочери, кроме тряпок, вывалился кухонный тесак. Поляков невольно хмыкнул. Широкое массивное лезвие для рубки костей, с удобной рукоятью. Вот озорница, явно у Борова умудрилась свистнуть. Хоть что-то путное, остальное – просто ненужное барахло. Так же молча он вывалил все, что женщины набили в его рюкзак, оставив на дне лишь упаковку увесистого армейского сухпайка. Скомкав рюкзаки женщин, всунул их в свой. Помедлив секунду, отправил туда и тесак.