Я ощутил свое одиночество, я проклинал свою судьбу. Полагаю, проклинал несправедливо: просто я забыл, что мое преступление далеко превзошло их преступления по своей подлости.
Почтальон принес письмо от моей жены. Оно было неприветливым и холодным. Мой успех ранил ее, но она пыталась обосновать свой скептицизм мнением профессионального химика. Она предостерегала меня относительно опасности иллюзий, которые могут привести к психическому срыву. Что я ожидаю получить от всего этого?.Могу ли я содержать семейство моей химией?
Снова тот же выбор — любовь или знание. Я не колебался, я сразил ее заключительным прощальным письмом. Я был доволен самим собой, как доволен убийца, который успешно нанес свой удар.
Вечером я отправился на прогулку в самую мрачную часть города. Я пересек Канал Святого Мартина, черный как могила, самое подходящее место для того, чтобы утопиться. Я остановился на углу улицы Алибера. Почему Алибер? Кем он был? Разве графит, который химик-аналитик нашел в моем образце серы, не назывался Алиберовским графитом? Что это могло значить? Странно, но я не мог избавиться от впечатления, что было что-то необъяснимое во всем этом. Затем улица Dieu1. Почему Бог, если Республика упразднила его и использует Пантеон для другой цели? Улица Beaurepaire48 49. Восхитительное убежище преступников! Улица de Bondy. Может быть, меня вел дьявол? Я перестал читать названия улиц, заблудился, вернулся назад, но все еще не мог найти дорогу. Я натолкнулся на огромный сарай, вонявший сырым мясом и заплесневелыми овощами, особенно квашеной капустой. Сомнительные личности дрались позади меня, выкрикивая грубые слова. Страх неизвестного овладел мною. Я повернул направо, потом налево, и попал в грязный тупик, обиталище человеческого хлама, порока, и преступности.
Проститутки загородили мне путь, уличные мальчишки глуми-лись надо мной. Ситуация Рождественской вечеринки повторялась, Vae soli!50 Кто, кто устроил все эти засады для меня в тот момент, когда я отделил себя от мира и от людей? Был кто-то, кто заманил меня в эту западню. Где его найти, чтобы с ним сразиться?
Я побежал. Падал мокрый снег. На заднем плане, в конце короткой улицы, я увидел выделяющийся на фоне неба темный сводчатый проход, огромную, циклопическую структуру и за ней — море света. Я спросил полицейского, где я нахожусь.
«У ворот Сен-Мартен, месье». Несколько шагов — я вышел на большие бульвары и пошел по ним. На театральных часах была четверть седьмого. Время абсента, и мои друзья могли бы ждать меня, как обычно, в кафе — «Неаполь». Ускорив темп, я спешил, позабыв больницу, мою печаль, и мою бедность. Но снаружи от кафе «Кардинал» я случайно натолкнулся на стол, за которым сидел некий господин. Я знал его только по имени, но он поздоровался со мной, и я сразу прочитал в его глазах то, что он подумал: «Вы здесь? Итак, Вы не в больнице! Замечательное жульничество — то обращение за помощью!»
Я был уверен, что этот человек — один из моих неизвестных благодетелей, один из тех, кто дал мне милостыню, и я понял, что для него я был нищим, который не имел права заходить в кафе. Нищий! Очень подходящее слово. Оно продолжало звучать в моих ушах, и обжигающая волна прилива к моим щекам, волна позора, унижения и гнева.
Подумать только, что всего шесть недель назад я сидел за этим самым столом с директором того театра, где шла моя пьеса. Я пригласил его поужинать со мной, и он обращался ко мне «дорогой мэтр». Репортеры карабкались друг по другу, чтобы взять у меня интервью; фотографы умоляли оказать им честь и разрешить продажу моего портрета. А теперь, нищий, заклейменный человек, изгой общества.
Побитый, выдохшийся, загнанный насмерть, я крался по бульварам подобно ночной птичке. Пробрался назад, в свою нору, к остальным зачумленным. Там я закрылся в своей комнате. Теперь она была моим домом.
Когда я размышляю над моей судьбой, я вижу руку Невидимого, муштрующую меня, ведущую меня к цели, которую сам я был все еще не в состоянии разглядеть. Он даровал мне славу — и в то же время Он отнял у меня мирские почести. Он унизил меня — и одновременно Он поднял меня. Он заставил меня пресмыкаться в пыли, чтобы возвысить меня.
И снова мне пришла в голову мысль, что Провидение собирается возложить на меня некую задачу, которую я должен выполнить в этом мире, и что мои беды были началом моей подготовки к исполнению моей миссии.