После безумного празднества в замке Бэкфорда его пристрастие к восточной магии, а также содомии и прелюбодеянию, стало общеизвестным. Он часто посещал оккультные кружки в
Лондоне и Париже, познакомился со скрипачом-сведенборги-анпем Францем-Ипполитом Бартлемоиом и каббалистическим художником Ричардом Косвеем. В начале 1784 — поворотного для оккультизма — года, когда мистический прилив всё ещё поднимался, Бэкфорд посетил Париж. Потом начался отлив — закат Месмера, растущая антипатия к масонству, преследование Калиостро из-за «аферы с бриллиантовым ожерельем». Контакт Бэкфорда с оккультным миром приятно щекотал его нервы, но, в значительной степени, был поверхностным. Его единственный настоящий опыт оказался неудачным и закрыл Бэкфорду путь к дальнейшему посвящению. Когда Бэкфорд посетил Париж в 1781 году, он познакомился с архитектором Шарлем-Николя Ледо. Масон и действующий оккультист, Ле-до в своём архитектурном стиле отличался большой фантазией. В 1784 году Ледо возобновил свой контакт с Бэкфордом. Он предложил Бэкфорду осмотреть своё лучшее творение, «самый роскошный дом из всех воздвигнутых мною». Собственный архитектурный вкус Бэкфорда был outreи он загорелся мыслью осмотреть творение Ледо. Как пояснил Ледо, увлечения хозяина дома нехарактерны для «обычного мира», а его внешность «очень своеобразна».
Пройдя несколько кабинетов, Бэкфорд попал в роскошную гостиную; здесь Ледо представил его пожилому человеку. Несмотря на невысокий рост незнакомца, от него исходила могучая сила, а необычное старинное одеяние раздразнило любопытство Бэкфорда. Старик предложил Бэкфорду полюбоваться разнообразными произведениями искусства, которые украшали комнату. Бэкфорда заинтересовала большая бронзовая чаша, стоявшая на зеленом порфирном основании; она была до краев наполнена водой. Бэкфорд несколько минут изучал чашу, после чего началось нечто необычное:
«Когда я стоял, созерцая последние красноватые отблески заката на её спокойной поверхности, — рассказывал Бэкфорд в письме к Луизе, — старик поднялся из своего роскошного кресла, приблизился, и тогда вода в чаше заволновалась и пошла волнами. На блестящей волнистой поверхности одна задругой стали появляться похожие на 5
привидения тени, которые что-то мне напоминали… человеческие формы в последней агонии распада…»
Образы быстро мелькали, но Бэкфорд увидел достаточно, и его охватила неподдельная дрожь. То, что Бэкфорд увидел в доме Ледо, как он позднее рассказывал Луизе, показало ему «ничтожность всех броских фокусов Лаутерберга». Фантасмагория заставила «застыть в жилах» его «молодую кровь». Но реакция Бэкфорда не сблизила его с Ледо и загадочным стариком. После того, как потрясенный Бэкфорд назвал своё видение «страшным чудом», Ледо увел его из комнаты. Видимо, Бэкфорд не прошёл испытание. Выходя из внутреннего святилища, Бэкфорд увидел освещенную свечами комнату и услышал низкий голос, который произносил заклинания. Он спросил невозмутимого Ледо, что происходит, и тот сказал, что это место предназначено для «высоких, но не совсем религиозных целей». Вполне правдоподобно выглядит предположение Джоселин Гудвин, которое она высказывает в своей книге «Теософия в эпоху Просвещения»: Ледо через посредство Лаутерберга видел в Бэкфорде потенциального союзника — или, что более вероятно, покровителя — некоего тайного общества, и они подвели его к порогу посвящения. Но Бэкфорд был закоренелым дилетантом и не смог пройти испытание, после чего врата для него закрылись навсегда. Сам Бэкфорд, испытав неприятные, тревожные ощущения, очевидно, полностью потерял интерес к оккультизму.