Мать повела его к доктору Стюарту.
Доктор Стюарт внимательно изучил его глаза через офтальмоскоп и покачал головой. Потом плотнее задернул шторы, выключил верхний свет и велел Тэду зафиксировать взгляд на белом участке стены. Пока мальчик смотрел, доктор светил на стену карманным фонариком, быстро щелкая кнопкой, так что яркий круг света то вспыхивал, то гас.
— Есть какие-нибудь неприятные ощущения, сынок?
Тэд покачал головой.
— Не чувствуешь слабости? Как будто сейчас потеряешь сознание?
Тэд опять покачал головой.
— Не чувствуешь никаких запахов? Как от гнилых фруктов или жженого тряпья?
— Нет.
— А как насчет твоих птиц? Ты их не слышал, когда смотрел на мигающий свет?
— Нет, — ответил обескураженный Тэд.
— Это все нервы, — сказал отец, когда Тэда выдворили из кабинета в приемную. — Этот ребенок, черт побери, просто живой комок нервов.
— Думаю, это мигрень, — вмешался доктор Стюарт. — В таком возрасте случай достаточно редкий, но не сказать, чтобы совсем небывалый. И мальчик, похоже, весьма… впечатлительный.
— Да, он такой, — подтвердила Шейла Бомонт не без некоторого одобрения.
— Возможно, со временем мы назначим ему курс лечения. А пока что, боюсь, ему надо просто перетерпеть.
— Да, и нам вместе с ним, — сказал Глен Бомонт.
Но это были не нервы, это была не мигрень, и это был далеко не конец.
За четыре дня до Хэллоуина Шейла Бомонт услышала, как один из ребят, вместе с которыми Тэд по утрам дожидался школьного автобуса, завопил во весь голос. Она выглянула в окно кухни и увидела сына, бьющегося в конвульсиях на земле. Рядом лежала коробка для завтраков, из которой вывалились сандвичи и фрукты. Шейла выбежала из дома, разогнала испуганных детишек и беспомощно застыла над сыном, боясь к нему прикоснуться.
Если бы большой желтый автобус с мистером Ридом за рулем подъехал чуть позже, Тэд мог бы умереть прямо там, на подъездной дорожке к собственному дому. Но мистер Рид служил в Корее медбратом. Ему удалось откинуть голову мальчика назад и освободить дыхательные пути, прежде чем Тэд задохнулся, подавившись собственным языком. На «Скорой» его отвезли в Бергенфилдскую окружную больницу, где по счастливой случайности в тот день дежурил доктор Хью Притчард, который сидел в приемном отделении, пил кофе и болтал с приятелем, хвастаясь своими мифическими достижениями в гольфе. А доктор Хью Притчард был лучшим неврологом во всем Нью-Джерси.
Он сразу отправил мальчика на рентген и тщательно изучил снимок. Показал его Бомонтам, обратив особое внимание на расплывчатое затемнение, которое обвел желтым восковым карандашом.
— Вот, — сказал он. — Это что?
— А мы, можно подумать, знаем, — проворчал Глен Бомонт. — Это вы у нас доктор, черт возьми.
— Верно, — сухо отозвался Притчард.
— Жена говорит, у него вроде как был припадок, — добавил Глен.
— Если, — начал доктор Притчард, — вы имеете в виду судорожный припадок, то да. Если же эпилептический припадок, то я уверен, что нет. Такой серьезный припадок, как у вашего сына, означал бы, вне всяких сомнений, крайне тяжелый случай эпилепсии, а Тэд не проявил никакой реакции на световой тест Литтона. На самом деле, если бы Тэд страдал эпилепсией в тяжелой форме, вы бы знали об этом и без врачей. Он бы бился в конвульсиях всякий раз, когда в телевизоре подрагивает картинка.
— Тогда что это? — робко спросила Шейла.
Притчард повернулся обратно к снимку на негатоскопе.
— Что это? — проговорил он с нажимом и вновь постучал пальцем по области, обведенной желтым кружком. — Внезапные приступы головных болей вкупе с ранее не наблюдавшимися судорожными припадками дают основание предположить, что у вашего сына опухоль мозга. Вероятно, еще небольшая и, будем надеяться, доброкачественная.
Глен Бомонт уставился на врача с каменным лицом, а его жена заплакала в носовой платок. Она плакала без единого звука. За годы супружества она в совершенстве овладела искусством беззвучного плача. Кулаки Глена били стремительно, очень больно и почти никогда не оставляли следов, так что после двенадцати лет молчаливых страданий она, наверное, и не смогла бы разрыдаться в голос, даже если бы захотела.
— Так вы, значит, будете резать ему мозги? — спросил Глен с присущими ему тактом и деликатностью.
— Я бы не стал называть это так, мистер Бомонт, но да, я считаю, что в данном случае требуется диагностическая операция, — ответил Притчард и подумал: Если Бог все-таки существует, и если Он в самом деле создал нас по Своему образу и подобию, то мне даже не хочется думать о том, почему, черт возьми, в мире так много уродов вроде вот этого Бомонта и почему от этих уродов зависят судьбы стольких людей.