— Я надеюсь, что вы справитесь, инспектор. Я не смогу спать спокойно, пока не буду знать, что же случилось с Фридрихом.
— Необходимо будет опросить всех, кто присутствовал в тот день в поместье.
— Всех? — графине не понравилось, что будут задавать вопросы Мартине. Она могла сказать лишнее.
— Только так мы сможем составить полную картину. Итак, не знаете ли вы, куда мог направиться герцог?
Анна пожала плечами, всем своим видом показывая, что не имеет ни малейшего представления.
— Наверное, это как-то связано с политикой… Да, точно, это все политика.
Рихард покачал головой.
— Конечно, пани, эта версия звучит наиболее правдоподобно.
Инспектор с горечью подумал, что если дело выйдет на международный уровень, ему не сносить головы. Слишком опасно браться за такое расследование. Оставалось лишь надеяться, что герцог был еще слишком молод, чтобы нажить себе врагов. С самого утра полицейское управление отправило запрос в столицу и в Пруссию, что бы получить информацию о герцоге фон Валленштайне, и когда придет ответ, станет ясно, стоит ли и дальше рассматривать эту версию.
— А нет ли у вас подозреваемых, пани графиня?
— Простите меня, инспектор… я не могу сосредоточиться. Мартина, принеси нам чаю. Инспектор?
Рихард посмотрел на Викторию.
— Похоже, мы согласны, — улыбнулся он.
«Мы?» — хотела спросить Анна. Девочка смотрела на нее глазами испуганного волчонка.
Эдвард же словно ушел в тень, хотя и стоял прямо за спиной Анны. Во всяком случае, вампирша чувствовала его поддержку.
Мартина, как всегда, сделала все быстро, и уже через двадцать минут на резном столике красного дерева стояли чашки, чайник, сахарница и блюдо с разнообразными сладостями привезенными Анной из Индии и Азии.
— В жизни не пробовал ничего подобного, — нахваливал инспектор восточные сладости. — В какой лавке ваша горничная покупает их?
Анна задумалась, что ей следовало ответить. «Правду», — подсказал голос, принадлежащий Эдварду.
— Не думаю, что в Праге их можно найти, — спокойно сказала она, — я привезла их из путешествия по Азии.
Она уехала на Восток, желая покончить со своей старой жизнью. Это было около пятнадцати лет назад, может, чуть больше или меньше — Анна никогда не запоминала такие мелочи, как даты — тогда они расстались с Эдвардом в очередной раз, как и всегда думая, что больше не встретятся, но зная, что это просто не может случиться. Он отправился в Рим, а она… Она сама не знала, куда поедет. Вещи были собраны, поезд на Gare de l'Est ждал на перроне, и графиня Анна Варвик покидала охваченный войной Париж, сама не зная, вернется ли сюда вновь.
Париж изменился — сильно, ужасно, катастрофически изменился.
Париж ее детства — куда лишь однажды она выезжала с матерью. В нем не было той красоты, свойственной современному Парижу, но маленькая Анна все равно смотрела на него с обожанием — волшебный, сказочный город.
В следующий раз она смогла побывать здесь не скоро — очень не скоро, почти через сотню лет. И теперь смотрела на него не восторженными глазами маленькой девочки, а разочарованными и печальными — того существа, которым стала. Но город был не менее прекрасен. Просто она, Анна Варвик, не замечала его красоты, гуляя тихими ночами по набережной Сены да по старым кварталам Сорбонны, где потом находили обескровленные тела тех, кто столь неудачно вышел на улицу поздним вечером.
Но город жил! И, наблюдая за его блеском и нищетой, жила Анна.
Потом грянула революция. Нечто чужеродное той эпохе, к которой привыкла Анна. Есть король, есть устоявшийся порядок — как можно?.. — эти мысли не давали ей покоя, когда они с Эдвардом в спешке покидали город, не желая погрязнуть в народных волнениях.
Покинули, чтобы вернуться в него через десять лет — в совсем уже другой Париж Наполеона, иной, но не менее прекрасный…
Но все же он менялся — и вместе с ее воспоминаниями рушились старые здания, сносились целые районы по приказу барона Османа. Прекрасные широкие проспекты, новые, однотипные особняки — все это было безумно современно, но так непривычно!
А потом пришли семидесятые годы.
Но с войной и приходом коммунаров Анна поняла, что не может принять все творившиеся здесь изменения. Да, по рождению она была француженкой, да, как любая француженка она любила Париж, но это был уже не ее город, не ее мир. Она испытывала такое человеческое и такое глупое чувство ненависти к Коммуне, которая на ее глазах рушила все то, к чему графиня привыкла, что не должно было изменяться никогда, что уехала из страны, решив не возвращаться, пока в столице все не вернется на круги своя.