— Ты уже подключена, Ангел.
Она протягивает руку, и я ожидаю, что она развяжет меня, но это не входит в ее намерения. Ее рука ложится на мою шершавую щеку, и она пристально смотрит мне в глаза, пока я не клянусь, что она может заглянуть прямо в мою черную и запятнанную душу.
Ее большой палец проводит по моему рту, и мне до боли хочется, чтобы это были ее губы.
— Ты достоин этого, Николас. Чертовски достоин.
Прежде чем у меня появляется шанс даже подумать о том, что ответить на это заявление, она хватает свой iPad сбоку и уходит, закрывая за собой дверь.
7
КАЛЛИ
Мое сердце бешено колотится в груди, а рука дрожит, когда я снова вытаскиваю ключи и начинаю выяснять, какой из них подходит к двери передо мной.
— Давай, — умоляю я, когда первые два не подходят.
К счастью, третий — тот самый, и всего через несколько секунд я открываю огромную дверь и, наконец, вдыхаю глоток свежего воздуха, выходя в тепло весеннего солнца.
Мои руки дрожат, а грудь вздымается, когда я подхожу к двуспальному шезлонгу и опускаюсь на него.
Я игнорирую свой iPad и телефоны в кармане. Прямо сейчас у меня нет сил разговаривать с кем-либо еще.
У меня голова идет кругом от времени, проведенного с Деймоном в той спальне.
Я зажмуриваю глаза, и образ его покрытой шрамами груди и живота возвращается ко мне.
Мой собственный желудок сжимается от боли, которую он, очевидно, перенес.
Я знала об операциях, которые он перенес в детстве. Ни для кого не было секретом, что он родился с дырой в сердце и перенес не одну операцию, чтобы все исправить в ранние годы. Но я не ожидала остального. Злые, грубые раны. Ожоги.
Раскаленные слезы наполняют мои глаза, когда я пытаюсь даже представить, через что он мог пройти.
Все парни за эти годы не раз дрались, и в какой-то момент все они были ранены настолько сильно, что оказались в больнице, или, по крайней мере, Джанна нанесла им визит, чтобы залатать их.
Но я никогда не слышала, чтобы Деймон так сильно пострадал.
Я думаю, на самом деле это не должно быть сюрпризом, учитывая, что мне никто ничего не говорит. Но что-то подсказывает мне, что никто другой тоже не знает. И от этого у меня просто болит сердце.
Одинокая слеза скатывается по моей щеке, когда я думаю о том бедном маленьком мальчике, которому снова и снова говорили, что он недостаточно хорош.
Возможно, я совершенно наивна в отношении того, что произошло на самом деле, но я вижу это в нем. Я вижу его боль. Я вижу его веру в слова, которые были брошены в него в детстве.
Единственный человек, который хоть как-то понимает, через что он прошел, — это Алекс. Но даже сейчас, я подозреваю, что он тоже на самом деле не знает.
Протягивая руку, я сердито смахиваю слезу.
Я не хочу, чтобы он думал, что я его жалею.
Я хочу быть сильной ради него. Я хочу стоять рядом с ним и держать его за руку, показать ему, что все, что он всегда чувствовал, — чушь собачья.
Но я не могу.
Его вид, то, что он сказал о себе…
Из моего горла вырывается рыдание, звук которого заглушает шум океана всего в нескольких метрах от меня.
Поджав ноги перед собой, я опускаю голову на руки и каким-то образом умудряюсь пролить еще несколько слезинок. Всего несколько часов назад я бы заявила, что выжала их досуха.
К тому времени, как мой праздник рыданий начинает утихать, у меня внутри, в основном в сердце, такое чувство, что я провела три раунда с Тайсоном Фьюри.
Полуденное солнце прожигает мою черную толстовку насквозь, я скрещиваю руки на груди и стягиваю ее через голову.
Других объектов не видно, и внутри только Деймон, привязанный к кровати, я не слишком беспокоюсь о том, что кто-нибудь увидит, как я загораю в одном лифчике и юбке.
Я со вздохом откидываюсь на спинку шезлонга и подставляю лицо солнцу, отчаянно желая еще больше ощутить его успокаивающее прикосновение. Жар обволакивает меня, как теплые объятия, и я вытягиваюсь всем телом, нуждаясь в пустоте, которая возникает от погружения в то легкое место в моей голове. Это то же самое место, куда я хожу, когда рисую, но у меня сейчас нет на это сил. Мне просто нужно… ничего.
Слезы, заливающие мои щеки, едва высыхают, когда дрожь пробегает по спине, а соски упираются в кружево лифчика.
Вытягивая руки над головой, я обхватываю пальцами подушку и выгибаю спину.
— Кажется, я недооценила твои навыки, дьявольский мальчик, — мурлычу я, закрыв глаза и подставив лицо солнцу.