Возникает драка, которой мне не хватало, когда они впервые схватили меня, и я брыкаюсь и кричу, делая все, что в моих силах, чтобы причинить кому-то боль, привлечь хоть какое-то внимание.
Моя нога натыкается на что-то твердое, прежде чем глубокий, наводящий ужас голос ворчит что-то, чего я не понимаю.
— Figlio di puttana. (Сукин сын.)
Я ахаю, когда вокруг меня громко звучит подтверждение того, кто меня похитил.
— Отвали от меня к черту, — кричу я, продолжая метаться.
— Хватит, — гремит голос с акцентом, прежде чем меня поднимают на ноги и толкают вперед.
До меня доходит аромат океана, и когда я сосредотачиваюсь, крики чаек вдалеке заставляют мой лоб нахмуриться.
Если бы мне пришлось гадать, куда они меня привезут, то я бы сказала, на какой-нибудь темный и грязный склад у черта на куличках. Не на чертов пляж.
Но тогда, наверное, я действительно не знаю, как действуют мужчины вокруг меня, учитывая, что я провела свою жизнь, защищенная от этой части реальности, не говоря уже о наших врагах.
Ничего не сказано, пока меня ведут… куда-то.
Хватка на моих руках снова усиливается, кончики пальцев впиваются в больные места сзади.
Гнев раскаляется докрасна у меня в животе, но что, черт возьми, я должна с этим делать? Без моих рук, без моего зрения я чертовски бесполезна.
Поэтому я продолжаю позволять им подталкивать меня вперед и надеюсь, что смогу найти другой выход из положения, когда меня отправят туда, куда они захотят.
Я думаю о папе, о Нико, Тео, Деймоне. Они взбесятся, как только поймут, что я пропала, и устроят ад, чтобы вернуть меня, я знаю, что они это сделают.
Есть вероятность, что к закату я вернусь в свой подвал, как будто этого никогда не было.
Я надеюсь.
Я, спотыкаясь, прохожу через дверной проем, прежде чем тускнеет свет и стихает шум разбивающихся волн и чаек, пока меня не выпускают в комнату, снимают то, что связывает мои запястья, и дверь захлопывается за мной, замок защелкивается секундой позже.
В спешке я тянусь к мешку на моей голове и снимаю его.
Я моргаю пару раз, когда мое зрение проясняется, не веря в то, что я вижу.
Я в спальне. Действительно хорошая спальня.
— Что за черт? — шепчу я, глядя на огромную низкую кровать, покрытую девственно белыми простынями. Вся мебель из побеленного дерева, есть полки с безделушками и пара украшений.
Я стою посреди всего этого, не веря своим глазам.
Это… это чей-то дом.
Какого черта итальянцы привезли меня сюда? Я уверена, что последнее, о чем они действительно заботятся, — это комфорт принцессы Чирилло.
Почему я не в темной и сырой камере, где меня будут пытать?
Почему я—
Где-то за дверью раздается громкий хлопок, и я вздрагиваю.
Эта комната может быть милой, но я не могу забыть произошедшее… как бы долго это ни продолжалось.
Они похитили меня. Накачали наркотиками. Бросили меня на заднее сиденье фургона и привезли… куда-то, намного более приятное, чем я ожидала, но все же. Не в этом дело.
Направляясь к дверям, мой подбородок опускается, когда я обнаруживаю, что снаружи не сад, а настоящий гребаный пляж.
Очевидно, что мы все еще в Англии, потому что я не смотрю на золотой песок и глубокий синий океан. Но даже несмотря на это, это действительно чертовски красиво.
В поле зрения нет ни одного человека, только бескрайнее синее небо и море.
Это только усиливает мое замешательство.
Здесь есть мебель, огромный камин и все, что может понадобиться каждому, чтобы насладиться этим безумным видом. Это отчасти напоминает мне о последних нескольких днях, только вместо лесов, окружающих меня, это побережье.
Развернувшись, я еще раз осматриваю комнату, прежде чем подойти к другой двери, чтобы найти современную ванную комнату с огромной душевой кабиной, очень похожей на ту, что находится в моем подвале.
Образы моего пребывания там с Деймоном заполняют мой разум, и меня пронзает острая боль одиночества.
— Черт, — шиплю я, задаваясь вопросом, что сейчас происходит дома.
Сколько времени прошло? Все ли они знают, что я исчезла? Они уже ищут меня?
Я пользуюсь туалетом, а затем возвращаюсь в спальню. Я проверяю двери, ведущие на пляж, но неудивительно, что они заперты.
Не в состоянии найти часы или какой-либо намек на то, который час, кроме быстро опускающегося солнца за горизонт, я заползаю на кровать и сворачиваюсь в клубок.
Когда я просыпаюсь и снова с трудом разлепляю отяжелевшие веки, в комнате темно и тихо, но беспокойство пробегает у меня по спине, как будто за мной наблюдают.